НедоСказанная Аксиома или Житие не святого, но Духовного - Леонид Духовный
Снова — четверг и снова — наш Дом,
Двор — улей без крыши.
Спорят о том, спорят о сём
Будто их кто-то слышит.
Просто надо ребятам сказать
Всё, над чем думал неделю...
Завтра в походе будут опять
Песни, что раньше не пели...
И хотя «место встречи» едва освещалось (всё проходило, как правило, в позднее время), мы без труда находили своих и договаривались, в какие леса завтра рванём, кто что будет тащить, кто будет завхозом, кто завгаром, т. е. курировать неопытных в смысле снаряжения девиц (сиречь, гарем) и ребят, время сбора и т. д.
Утром в пятницу на работу — с рюкзаками. Вечером — сбор на пригородном вокзале. После полуторачасовой езды на электричке сваливали на выбранном полустанке и километров 10–12 шли по знакомым тропам ночного притихшего леса с его легким цветным воздухом.
Неявные лунные призраки то бежали впереди нас, то хитро выглядывали из-за трудно различимых деревьев и кустов будто просились в быль-небылицу недосказанную в прошлую ночёвку… Шагалось легко, споро так — в никуда. Только идущий впереди «командор» знал и определял, где «болот огонь зелёный нам говорит, что путь открыт!». Наконец, найдено искомое, и травянистая, мягкая поляна освещается бликами мастерски разведённого костра, заставляя «чьи-то тени, чьи-то силуэты кружиться около тебя». Натянуты палатки, разложены спальные мешки, распакованы котелки и продукты и вот уже «заварен крепко дымный чай» и готов «варева несложного котелок большой». Вся посуда — дюралевая. Первыми в ход идут, разумеется, кружки, которые собирает подле себя «разводящий», как правило, — один из «бывалых, из авторитетов». Затем он на виду у всех демократично, т. е. тютелька в тютельку, разливает веселящую жидкость. Летом это бывало сухое дешёвое вино, холодной осенью — водка. Так сказать, аперитив. Пили немного: «градусы» не согреют! Главное всё-таки — Чай, Чаёк, пахнущий дымком и лесными травами, с плавающими прямо сверху в кружке елочными иголками и осиновыми листочками, сварганенный на живой, не водопроводной, водице, набранной то ли из журчащего рядышком ручейка, то ли из затерянного в чащобе озерца или болотца, то ли из ловко петляющей меж холмами и деревьями речушки с загадочным названием, скажем, Унава…
Чай у Костра — это действо ритуальное! Если ведро каши или картошки, заправленное одной-двумя банками армейской тушёнки, вместе с буханкойдвумя «чёрного украинского» заглатывались оравой «оголодавших» в течение 20 минут (ну, за полчаса), то чай… чай пился до рассвета, до «перепеты все песни» и даже, отдельными особами и после оных...
Если б слышали те, о ком
Эта песня сейчас звучала,
Прибежали б сюда тайком…
Сколько раз снова наполнялось и кипятилось ведро «росяной» влаги, сколько раз «разводящий» отмерял жменю крепкой заварки и отработанным магическим взмахом посылал её в кипяток?! И десятки глаз зачарованно следили, как чаинки, словно кордебалет из «Лебединого озера» по одной, обособленно сначала, грациозно расплывались по всему пространству «сцены», а затем соединялись в мерцающем неверном освещении. Незаметно, как бы уходя от него, капризные наложницы погружались в пучину действа, чтобы опять всплыть, но уже в новом позолоченном наряде и, пофорсив, нежданно залечь на дно. Обволакивающая ночная темнота. Размытые тени строят бесформенное жилище с привидениями... До рассвета, слава Богу, далеко. Значит, можно ещё долго с обжигающей ёмкостью доброго чая в руках любоваться абстрактным магизмом близкого огня... У кого-то в руках — походная кружка, у меня же — походная гитара семиструнная…
Ложусь на землю у костра,
А то, что дым — не в счёт.
И боль в висках не так остра,
Да затекло плечо.
Но растворяешься в тепле —
Под ласковой струёй,
И так удобно на земле,
Что впору стать землёй.
Заснуть невмочь, как ни хочу:
В висках — незваный тролль.
Ещё бы приказать плечу:
«Не затекать изволь…»
Но сон приходит, чуть дыша,
И сердце тает, сердце тает.
И вся из угольков душа
К рассвету затухает.
Подобные песни нередко возникали у меня после лесных ночных бдений. Правда, здесь достаточно строчек Инны Купман. По прошествии стольких лет уверенно сказать, какие её — не могу. Да это и неважно…
Ведь тогда, в первой половине 60-х, понятие «автор» в среде людей, «идущих по свету», было вторичным. («В джазе каждый чудак — Бетховен!») Песня «беспризорничала». Поёшь, значит, она — твоя! Зато пели все, на чьи уши «никто из парнокопытных не наступил». Остальные — активно сопереживали. Безусловно, хороводил гитарист. Как правило, он же держал в памяти (а не на диске) множество «нашенских» песен, своих и чужих. Песни не записывались, а запоминались. Такая, в общем-то весёлая доля выпала и мне, о чём, понятно, я вовсе не жалею. Но о ней, о доле, как-нибудь в другой раз, «если позволите»… Хотя…
В несложные походы, ночёвки мы нередко брали своих детей, даже дошкольного возраста. Они во всём, наравне со взрослыми, принимали участие, набирались, так сказать, опыта для своих будущих путешествий. Здесь же были их первые попытки создания собственных бардовских опусов. Одну из таких попыток моего младшего сына, Жени, слегка подкорректированную его предком, привожу ниже.
НОКТЮРН
Музыка и стихи Жени Духовного (ред. папы)
(Мечтательно, распевно, мажорно.)
1
Тихо солнце село,
Небо потемнело
И луна несмело
Вышла на простор.
Лес притих невестой.
Мы неспешно, вместе
На удобном месте
Развели костёр.
Припев:
Музыка цветная
Из костра сияет,
Искры улетают
Прямо в темноту
И понять не сразу —
Мир наш полон сказок
И ночная песня
Тянется к утру…
2
Вот расселись кругом,
Рядышком друг с другом.
Песенные струги
Лихо понеслись.
И моя гитара
Вспомнила недаром
Тот мотив не старый
Неба и земли!
Припев.
3
Филин где-то стонет,
А костёр ладонью
Ласково проводит
По твоей щеке
И ночи виденья
Промелькнули тенью.
То не гномов ль пенье
Слышно вдалеке?
Припев.
4
Ну, скажи на милость,
Что же ты смутилась,
Голову склонила,
Опустила вдруг.
Я,
