Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

является лишь «символом», который Польша будет защищать с оружием в руках. Польские лидеры боялись, что, отдав Данциг, Польша может превратиться в германского вассала 139. Такая позиция логически вытекала из самооценки, которая господствовала в Варшаве после возрождения независимого государства. Там упорно считали Польшу «великой державой». Никто больше в Европе так не думал, и никаких преференций, подтверждающих подобный статус (например, постоянное место в Совете Лиги Наций), Польша не имела, но Бека это не смущало. К тому же он сильно переоценивал мощь польской армии. Польские генералы убеждали Бека, что тридцать пехотных дивизий смогут сдержать германское наступление, а храбрая и многочисленная польская кавалерия способна сокрушить любого противника. Военная мысль и техническое оснащение польской армии застряли где-то в начале 20-х годов. План войны с Германией, разработанный польским генеральным штабом, предусматривал отход на естественные рубежи, защищенные польскими реками, где поляки сдерживали бы германскую армию до наступления периода зимних дождей и распутицы. К этому времени Англия и Франция должны были вмешаться в ход военных действий и заставить Германию отступить 140. После некоторого замешательства Польша согласилась принять английские гарантии и позволила убедить себя в том, что они должны быть взаимными. Это, конечно, нарушало принцип равноудаленности Варшавы от Москвы и Берлина, потому как все в Европе прекрасно понимали, что гарантии направлены против возможной германской агрессии.

31 марта Чемберлен заявил в палате общин о возможности предоставления Польше английских гарантий. Этому предшествовали консультации с французским послом в Лондоне Шарлем Корбеном, в ходе которых было решено, что Англия и Франция дадут Польше односторонние обязательства в том, что обе страны вступят в войну, если Польша подвергнется агрессии 141. 24 марта польский посол в Лондоне Эдуард Рачиньский сообщил англичанам о согласии своей страны, сделав ряд уточнений 142. Они касались прежде всего Советского Союза. Ни при каких обстоятельствах Польша не желала видеть СССР своим союзником 143. Поляки соглашались на взаимные обязательства с Англией и Францией, но в виде трехстороннего соглашения. Фактически это было бы соглашение о втором фронте, где на восточном направлении Польша должна была действовать самостоятельно. В какой-то степени это даже обрадовало Чемберлена. Отпадала необходимость договариваться о помощи Москвы. «Ключевая роль в нынешней ситуации принадлежит не России, которая не имеет общей границы с Германией, а Польше, граничащей как с Германией, так и с Румынией», — объяснял премьер лейбористам 23 марта 144. Чемберлену вторил Галифакс. «Нам надо было сделать выбор между Польшей и Советской Россией, — говорил он о позиции своей страны. — Было ясно, что Польша представляет собой большую ценность» 145. Вопрос о совместной декларации четырех держав (Англия, Франция, Польша и СССР) отпадал. «Декларация мертва, — сообщил Чемберлен сестре Иде 26 марта, — и я рассматриваю сейчас другую возможность» 146. Хотя англичане не оставляли надежд договориться и с Москвой. «Хорошо это или плохо, но Россия является частью Европы и мы не можем игнорировать ее существование», — вздыхал Галифакс 147. На заседаниях кабинета, однако, глава Форин Офис, как правило, соглашался с Чемберленом 148. Окончательно принципы взаимной помощи между Англией и Польшей были обговорены в начале апреля, когда Бек приезжал в Лондон, а сам договор о военном союзе был заключен лишь в конце августа, уже после подписания пакта о нейтралитете между СССР и Германией.

Мартовский кризис и гарантии, предоставленные Польше, имели одно очень важное последствие. Чемберлен связал себя обязательством, которое делало неминуемым вовлечение Британии в войну. Британский премьер поставил себя, по меткому замечанию британского историка Кита Нилсена, в положении буриданова осла149. Отныне, куда бы ни двинулась дальше германская агрессия, а в том, что она будет, не сомневался уже никто, Великобритания неизбежно становилась участницей военных действий. Конечно, был вариант поступить так же, как Франция обошлась с союзной Чехословакией во время Судетского кризиса, но это грозило, по мнению Ванситарта, превращением Англии во второстепенную державу, с которой никто больше не захочет связываться 150. После гарантий, выданных Польше, для Британии исчезала всякая вероятность направить гитлеровскую агрессию на Восток (если такое намерение вообще когда-либо существовало). Эта гарантия полностью разрушает старый миф, придуманный сталинской пропагандой, будто бы целью Англии было стремление столкнуть лбами нацистскую Германию и большевистскую Россию, а самой остаться в стороне и дожидаться, пока обе страны не истощат себя в кровопролитной схватке. Этот миф настолько крепко вошел в советскую и постсоветскую историографию, что многие историки продолжают повторять его, как аксиому, не заботясь о том, что это противоречит элементарной логике.

Миф нужен был Сталину, чтобы оправдать свои шаги по сближению с Германией. Но появился он раньше, сразу после Мюнхена. Родился миф не на пустом месте — советские идеологи со времен Ленина вбивали в головы сограждан, что окружающий мир враждебен Советской Республике и готов уничтожить ее при первой возможности. Однако время шло, а на большевиков никто не нападал. В годы борьбы за коллективную безопасность об этом мифе стали потихоньку забывать, но унизительное поражение советской дипломатии в Мюнхене заставило советских руководителей снова вернуться к нему. «Тот факт, что Англия и Франция хотели бы подтолкнуть Германию к военным действиям на Востоке, — писал Литвинов в ноябре 1938 года полпреду в Париже Сурицу, — общеизвестен и сомнений не вызывает» 151. О том, что Англия и Франция стремятся подтолкнуть «немцев дальше на Восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с большевиками, а дальше все пойдет хорошо», — говорил и Сталин. «Нужно признать, что это очень похоже на подталкивание, на поощрение агрессора», — сообщил он делегатам XVIII съезда ВКП(б) 152. Большую роль в раскручивании этого мифа сыграла советская пропаганда. После предоставления англо-французских гарантий Польше и захвата немцами Мемеля многие в Советском Союзе серьезно опасались, что эти шаги направлены на создание канала для агрессии Германии против СССР через страны Балтии 153. Гитлер уже развязал войну против Советского Союза, а в Кремле, как вспоминал Литвинов, по-прежнему не исключали, что «британский флот стоит под парами в Северном море для совместного с Гитлером нападения на Ленинград и Кронштадт» 154. Такова была сила самовнушения. Миф оказался настолько удачным, что в него поверили даже очень искушенные люди. А если и не поверили, то предпочитали объяснять с помощью этого мифа политику СССР накануне войны. Правительство Чемберлена, писал в воспоминаниях И.М. Майский, «делало свою главную ставку на развязывание германо-советской войны» 155. В различных интерпретациях