Мировой ядерный клуб. Как спасти мир - Яков Иосифович Рабинович
В Советском Союзе знали о работе немецких и американских специалистов над созданием атомного оружия. В 1946 г. после знаменитой речи в Фултоне У. Черчилля началась холодная война. Стране в срочном порядке необходима была своя атомная бомба, а в такой критической ситуации забывают о национальной принадлежности, «повышении бдительности» по отношению к еврейским кадрам. Сталин назначает Бориса Львовича Ванникова начальником Первого Главного управления при СНК СССР, которое осуществляло организацию всех исследований и работ по созданию в СССР атомной бомбы. Куратором всего атомного проекта был назначен главный чекист страны Л.П. Берия. Он научился выслушивать специалистов, вступать с ними в полемику, и, если необходимо, соглашаться с аргументированными доводами и оказывать им помощь. Ванников был в числе его заместителей.
Взаимоотношения между Ванниковым и грозным «патроном» складывались по-разному. Случалось, что заместитель мог со всей силой ударить кулаком по столу, швырнуть стулом. А что касается ненормативной лексики, то они оба были непревзойденными мастерами в этом деле.
К созданию атомной бомб были привлечены лучшие ученые страны, на строительство новых заводов, лабораторий, научно-исследовательских институтов выделялись неограниченные денежные средства. Заместителем Ванникова в научно-техническом совете был талантливый физик И. Курчатов.
Город, в котором жили и работали атомщики Б. Ванников, И. Курчатов, Я. Зельдович, Ю. Харитон, находился на особом положении. Даже в документах для узкого круга ему постоянно меняют название: приволжская контора Главгорстроя, КБ-11, объект 550, Центр-300, Кремлев, «Арзамас-16»… В служебной переписке Харитона никто не называет Харитоном, фигурирует некто Булыев. У Харитона есть специальный вагон, в котором он ездит в Москву на испытания и т. п.; всегда и всюду его сопровождают два охранника…
Все причастные к созданию атомного оружия, прежде чем получить «допуск», проходили тщательнейшую проверку. Но как же получилось, что главным научным руководителем сверхсекретного «Арзамаса-16» становится человек с безнадежно испорченной (с точки зрения любого правоверного кадровика) анкетой? Смотрите: евреи, отец и мать – в эмиграции, причем отец не сам уехал, а выслан из Советской России в 1922 г. на знаменитом «философском» пароходе, сестра побывала в немецкой оккупации; родственники жены – в ГУЛАГе.
Объяснение есть. Юлий Харитон являл собой уникальное сочетание: выдающийся ученый, блестящий организатор, безукоризненно честный человек. А главное, Сталин, который постоянно держал атомную программу в поле своего зрения, мог себе позволить то, что строго запрещал другим (например, обращать внимание на человека, а не на его анкету).
Стоит заметить, что в конце 40-х – начале 50-х годов в стране раскручиваются политические кампании по борьбе с космополитизмом, низкопоклонством перед Западом и т. п. Цель: на волне истерии антисемитизма убедить население страны в том, что во всех бедах виноваты лица «плохой национальности». Однако в «среднемашевской империи» «засоренность кадров по национальному вопросу», пользуясь терминологией тех лет, никого не волнует, бурные собрания с разоблачениями и покаяниями здесь не проходят.
Боялся ли Харитон? Наверняка. Как и другие «арзамасцы» – владельцы самых благополучных анкет.
Директива Сталина обязывала ПГУ обеспечить создание атомных бомб, урановой и плутониевой, в 1948 г.
Иногда пишут о частых встречах Сталина с Курчатовым, в действительности Курчатова приглашали к Сталину только два раза, 25 января 1946 г. и 9 января 1947 г. После первой встречи, вернувшись в институт, Курчатов записал свои впечатления от встречи и беседе со Сталиным. Эти записи хранились в сейфе Курчатова и были пару лет тому опубликованы. По характеру записи видно, что Курчатов был в кабинете Сталина в первый раз. Приведем здесь отрывок этой записи, датированной днем встречи: «Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь…
По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо, – это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы (несколько тысяч?) человек жило на славу, свои дачи, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина…
Надо также всемерно использовать Германию, в которой есть и люди, и оборудование, и опыт, и заводы. Товарищ Сталин интересовался работой немецких ученых, той пользой, которую они нам принесли…
Затем был задан вопрос об Иоффе, Алиханове, Капице и Вавилове и целесообразности работы Капицы.
Было выражено мнение, на кого они работают и на что направлена их деятельность – на благо Родине или нет.
Было предложено написать о мероприятиях, которые были бы необходимы, чтобы ускорить работу, все, что нужно. Кого бы из ученых следовало еще привлечь к работе.
Обстановка кабинета указывает на оригинальность ее хозяина. Печи изразцовые, прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев».
Вторая встреча Сталина с Курчатовым 9 января 1947 г. была частью совещания по атомным проблемам, которое продолжалось почти три часа. Вместе с Курчатовым к Сталину были приглашены Харитон, Кикоин и Арцимович, научные руководители уже возникших к этому времени атомградов. На совещании присутствовали Молотов, Берия, Маленков, Вознесенский и Первухин, а также член Спецкомитета Ванников, Завенягин и Махнеев. Присутствовал и генерал-майор НКВД А.Н. Комаровский, начальник Главпромстроя ПГУ – атомного ГУЛАГа. Никто из присутствующих на совещании не оставил никаких заметок. Режим секретности запрещал делать записи, о чем велся разговор на таких встречах. Лишь через много лет из воспоминаний одного из сотрудников М.Г. Первухина стало известно, что Курчатов доложил на этой встрече об успешном пуске в декабре 1946 г. в Лаборатории № 2 первого в Европе экспериментального физического реактора. «Сталин с большим пристрастием расспрашивал И.В. Курчатова и других о значении этого события. Убедившись в достоверности наших сообщений и соображений, он предложил этот факт держать в самом строгом секрете…».
В СССР мобилизация ученых для той или иной государственно важной задачи было делом более простым. Подпись Сталина была равносильно закону и для Академии наук. К середине 1948 г. Зельдович, так же как и Теллер, не мог доказать, что термоядерная реакция в жидкой дейтерии, помещенном в особую «трубу», будет самопроизвольной. Нужны были новые подходы и новые идеи. Это требовало нового пополнения ученых, с неординарным мышлением, которые могли б внести свежую струю в
