Польский крест советской контрразведки - Александр Александрович Зданович
До этого уже удалось арестовать ранее перешедшего границу и завербованного экспозитурой № 5 В. Кривомаза. До своего бегства из СССР он окончил в Ленинграде Военно-техническую школу ВВС, затем Севастопольскую школу военно-морских летчиков и далее проходил службу в 17-м авиаотряде в качестве механика. За аморальное поведение его исключили из комсомола, судили за дезертирство, но он сумел бежать и перейти границу. Поляки завербовали Кривомаза и готовили к переброске на советскую сторону с целью встречи с братом – авиатехником Новочеркасского авиаотряда с тем, чтобы убедить того работать в интересах польской разведки. А для начала Кривомазу следовало забрать у родственника незаконно хранившиеся у него тетради с секретными записями курсов лекций и иными важными сведениями. При выполнении этого задания советская контрразведка арестовала шпиона и получила от него исчерпывающие показания. По своим каналам чекисты довели до сведения руководства экспозитуры, что Кривомаз якобы был убит еще при попытке перейти границу. Расчет делался на то, что поляки пойдут на переброску другого агента для реализации задания, данного ранее Кривомазу. Так и произошло. В итоге чекисты арестовали Пржевлоцкого и на этом прекратили данную оперативную комбинацию против экспозитуры № 5[474], но одновременно завели другую разработку под названием «Летчики». Во время допросов Пржевлоцкий рассказал чекистам о другом агенте экспозитуры – тоже ранее бежавшем в Польшу бывшем летчике по фамилии Вуйтек. Сотрудники КРО ОГПУ и их украинские коллеги предполагали в рамках нового дела провести дезинформационные акции, направленные на сковывание разведывательной активности польской разведки[475]. Однако найти сведения о реализации этой операции пока не удалось.
Работа польских спецслужб была еще более усилена после неудавшейся по ряду причин попытки СССР и Польши снизить степень напряжения в двусторонних отношениях, предпринятой в конце 1930 – начале 1931 г. В циркуляре ОГПУ от 28 ноября 1932 г. отмечалось значительное укрепление польских разведывательных аппаратов в Турции, Румынии и Латвии. Они активизировали заброску агентуры в СССР, Увеличилось количество агентов, направлявшихся на нашу территорию непосредственно центральным аппаратом 2-го отдела ПГШ. Только за полгода, отмечалось в циркуляре, были разоблачены[476] 187 агентов Виленской и Львовской экспозитур. Контрразведке ОГПУ удалось вскрыть резидентские звенья поляков, имевших выходы на военнослужащих РККА, конкретных лиц из комсостава. Безусловно, исходя из нашего сегодняшнего знания политических и юридических реалий обстановки начала 1930-х гг., мы можем и должны поставить под сомнение указанные цифры. Однако если мы на порядок сократим их, то и тогда остается внушительная цифра, подтверждающая вывод чекистов об активизации польской разведки, особенно оперативно-тактической, в приграничной зоне. К сожалению, увлекшись масштабными операциями, чекисты не выявляли отдельных действительно опасных агентов. К примеру, так и не удалось раскрыть польского агента «АГЕ» из окружения секретаря ЦК ВКП(б) В.М. Молотова, который давал информацию об обстановке на некоторых заседаниях Политбюро, включая то, на котором обсуждался вопрос о введении маршальских званий и давались оценки некоторым военачальникам[477]. Агентом 2-го отдела оказался бывший секретарь И.В. Сталина Б. Бажанов[478]. Можно предположить, что его бегство за границу было способом уйти от разоблачения.
Подытоживая сказанное в этом параграфе, подчеркну некоторые важные, на мой взгляд, особенности развития польской разведывательной службы на восточном направлении в межвоенный период. Я использую такое определение, как «условный мир», которое вполне соответствует тому, что происходило в сфере деятельности специальных служб. Да, открытых боевых действий с 1921 г. не велось, но тайная война только набирала обороты. Система разведывательных органов развивалась и совершенствовалась. Однако практически с первого мирного года четко обозначились три направления.
1) Создавались резидентуры под прикрытием дипломатических и иных польских представительств на нашей территории. Причем этих представительств было значительно больше, чем советских в Польской Республике. Только консульства были открыты в Москве, Петрограде, Минске, Харькове, Тифлисе, позднее и в Киеве. Разного рода комиссии и делегации работали, кроме указанных городов, еще в Новониколаевске и Одессе. Сравним с нашей стороной – консульство в Варшаве, позднее в Кракове и Львове. На большее поляки не соглашались. Комиссия по репатриации функционировала только в польской столице. И это все.
2) Разведывательные резидентуры были созданы в столицах государств, имевших общую границу с СССР, причем со спецслужбами таких стран, как Латвия, Румыния, Финляндия и Эстония, полякам удалось наладить обмен добытой по нашей стране информацией. Кроме указанных «соседей», резидентуры имелись в Турции, Китае, Чехословакии, Австрии, Италии, вольном городе Данциге и некоторых других местах. С разведкой Франции и Японии, а позднее и Англии существовали рабочие контакты именно по вопросам работы против СССР.
3) На базе разведывательных отделов армий после окончания советско-польской войны были организованы территориальные органы в виде экспозитур. В основном на советском направлении действовали экспозитуры № 1 (Вильно), № 5 (во Львове) и № 6 (в Бресте).
Активно работала экспозитура № 2 в Варшаве, которая сосредотачивала свои усилия на так называемом «прометейском движении» – всемерной поддержке сепаратистских эмигрантских организаций (украинских, белорусских, кавказских и среднеазиатских), а также создавала оперативные возможности для подрывной и шпионской работы в СССР русским белогвардейским эмигрантским структурам.
Кадровый потенциал польской разведки был достаточно высок с точки зрения общей подготовки сотрудников и их профессионального мастерства. Многие руководящие должности занимали бывшие офицеры австро-германской и русской армий, и, что было крайне важно лично для Ю. Пилсудского, они являлись многолетними членами созданной им Польской организации войсковой, имели опыт нелегальной работы и однозначно были не просто патриотами Польши, а польскими националистами. Те же, кто работал на восточном направлении, в добавок были русофобами и активными противниками коммунистических идей.
Операции, проведенные польской разведкой в межвоенный период против СССР, в ряде случаев являлись успешными. Вербовочная база для 2-го отдела ПГШ и его подчиненных структур имелась обширная: большое число поляков проживало в нашей стране, и многие из них предпринимали попытки репатриироваться в Польшу, выражая готовность помогать разведчикам до своего отъезда. В первой половине 1920-х гг. сотрудники резидентур использовали свои старые связи с бывшими офицерами царской армии, поступившими после 1917 г. в РККА, и пытались (надо сказать, далеко не безуспешно) использовать их как источники информации.
Поляки пошли на создание специальных разведшкол. Чекисты установили, что в тактическом плане поляки отреагировали на высылку кулачества из районов сплошной коллективизации, прежде всего в УССР и БССР. Они приступили к вербовкам агентуры в местах ссылки кулаков с последующей переброской завербованных лиц в Польшу для обучения в разведшколах. В дальнейшем предполагалось их использование в подготовке и совершении диверсий на военных и иных объектах[479].
Анализ документов 2-го отдела ПГШ,





