Мировой ядерный клуб. Как спасти мир - Яков Иосифович Рабинович
Наличие родственников за границей привело к тому, что впоследствии, особенно в тридцатые-сороковые годы, Юлий Борисович оставался под особым наблюдением ведомства государственной безопасности СССР. Но заинтересованность государства иметь под рукой столь выдающегося ученого сыграла, как видим, не последнюю роль в его судьбе.
После отъезда матери за рубеж Борис Осипович взял детям бонну: от первого брака, после смерти жены, у Б.О. Харитона остались две дочери – Лида и Аня, которые были старше Юлия соответственно на четыре и два года. Именно своей воспитательнице дети были обязаны хорошим знанием немецкого языка, что в дальнейшем Юлию Борисовичу особенно пригодилось. Не попав в гимназию из-за наличия процентной нормы для лиц, как тогда писали, «иудейского вероисповедания», Юлий учился в коммерческом, а затем в реальном училище.
С пятнадцати лет, трудясь в различных мастерских, он стал зарабатывать на жизнь.
В 1921 г. поступил в петроградский Политехнический институт и вскоре, будучи студентом, оказался в лаборатории Физико-технического института. Здесь ему посчастливилось пройти выдающуюся научную школу у А.Ф. Иоффе и Н.Н. Семенова.
Путь к атомному ядру. Входе космического телемоста между двумя студенческими аудиториями – советской и американской, состоявшегося 5 марта 1988 г., Ю.Б. Харитон, фактически впервые оказавшись перед мировой телеаудиторией, сказал: «Должен признаться, что я начал работать над атомной бомбой… в 1926 году.
Звучит это довольно странно, но это утверждение не лишено смысла. В 1926 г. мне было 22 года, и я работал в лаборатории электронной химии ленинградского Физико-технического института».
Именно тогда один из основоположников химической физики Николай Николаевич Семенов заинтересовал сотрудника своей лаборатории Юлия Харитона исследованием выхода света при реакции окисления паров фосфора. Проводя опыты вместе с З.Ф. Вальтой, молодые экспериментаторы обнаружили удивительное явление, от которого, по словам Юлия Борисовича, «сразу глаза на лоб полезли»: оказалось, что при достаточно низких давлениях кислорода пары фосфора не вступали в реакцию и никакого свечения не было. Но картина совершенно менялась, когда величина давления впущенного кислорода достигала некоторого критического значения.
Это открытие увлекло уже и Николая Николаевича. Оно привело его, в конце концов, к созданию учения о разветвленных цепных процессах, увенчанного в 1956 г. Нобелевской премией и ставшего научным фундаментом на пути овладения атомной энергией. На одном из экземпляров своей книги о цепных реакциях Н.Н. Семенов сделал надпись: «Дорогому Юлию Борисовичу, ты толкнул мою мысль в область цепных реакций». Спустя много лет Ю.Б. Харитон вспоминал: «Поскольку Н.Н. сам работал с разветвляющимися цепными реакциями и нас приучил к этой культуре, к этому мышлению, нам было легко после исследований фосфора перейти к работам с ядерными цепными реакциями деления. Весь прошлый опыт работы Института химфизики позволил очень быстро войти в новую область».
Таким образом, атомная тематика в научной биографии Юлия Борисовича оказалась как бы предопределенной уже в молодости.
Вскоре после замечательных экспериментов с парами фосфора Ю.Б. Харитон в 1926 г., при содействии П.Л. Капицы оказался в двухлетней научной командировке в Великобритании, в Кавендишской лаборатории Эрнеста Резерфорда – великого физика, основоположника науки об атомном ядре. Там, под непосредственным руководством будущего первооткрывателя нейтрона Дж. Чедвика Юлий Борисович увлекся, казалось бы, совсем неожиданной для себя темой – предельной чувствительностью глаза к световым квантам. В результате в 1928 г. он защитил диссертацию на степень доктора философии «О счете сцинтилляций, производимых альфа-частицами».
Пребывание в легендарной лаборатории Резерфорда стало важной вехой в формировании Юлия Борисовича как физика: он оказался в одном из лучших мировых центров науки.
Находясь в постоянном контакте с выдающимися физиками, он впитал демократические традиции европейской научной школы. В свою очередь, все это оказывало самое благотворное влияние на людей, с которыми он в дальнейшем взаимодействовал в рамках советского атомного проекта. Его представление о мире и, в частности, восприятие им политических реальностей расширилось благодаря тому, что перед возвращением на Родину он смог посетить ряд европейских стран. В Германии он уже тогда увидел пугающие ростки фашизма и пришел к мысли о неизбежной войне СССР с ней в будущем. Это обстоятельство произвело столь сильное впечатление, что, говоря его словами, он «после непродолжительного экскурса в область биофизики (проведение совместно с Г.М. Франком измерений длин волн и интенсивности митогенетического излучения) перешел к систематической работе над вопросами теории взрывчатых веществ».
В начале тридцатых годов XX века Ю.Б. Харитон создает отдел взрывов, преобразованный затем в специализированную лабораторию только что организованного Института химической физики. Как отмечал Я.Б.Зельдович, «Юлий Борисович сознательно выбрал изучение взрывчатых веществ. В этом выборе проявились гражданские качества Харитона: ощущалось приближение пока еще далекой войны; очевидным было и народнохозяйственное значение взрывной техники. В не меньшей мере выбор взрывчатых веществ в качестве дела жизни свидетельствовал о смелости Харитона, о его окрыляющем чувстве научной силы. В лаборатории Харитона исследования взрывчатых веществ развернулись во многих направлениях». Пройдет время, и он станет признанным авторитетом в науке о взрыве. Война с фашистской Германией предъявит новые требования, и Ю.Б. Харитон вместе с С.Б. Ратнером уже в 1942 г. разработают противотанковые гранаты большой бризантной силы с оригинальной конструкцией спускового механизма взрывателя.
Казалось, Юлий Борисович навсегда посвятил себя изучению процессов горения и взрыва, детонации конденсированных взрывчатых веществ. Однако увлеченность физикой не проходила. Она заставляла обращаться все к новым ее разделам, превращая его в энциклопедически образованного ученого. Не случайно с 1929 г. по 1946 г. он был заместителем ответственного редактора «Журнала экспериментальной и теоретической физики». Как не удивляет и то, что в конце тридцатых годов он развивает общую теорию разделения изотопов методом центрифугирования и вместе с Я.Б. Зельдовичем факультативно, вне рабочего времени, выполняет и публикует серию пионерских основополагающих работ по теории цепной реакции деления урана, которые стали фундаментом современной физики реакторов и ядерной энергетики.
Интерес Юлия Борисовича к цепным реакциям, как и его обостренное восприятие мировых событий, оказались непреходящими. Поэтому, когда в 1943 г. И.В.Курчатов пригласил его участвовать в работе над советским атомным проектом, согласие Юлия Борисовича стало совершенно естественным шагом. Он включился в нее, говоря словами его учителя Н.Н. Семенова, как один из наиболее самоотверженных работников, исключительный по моральным качествам человек.
Обстоятельства сложились так, что этим делом он занимался потом уже всю жизнь. Его редкая интуиция, глубочайшее понимание физики взрыва и атомной науки, патриотизм привели к выдающимся результатам, которые признаны и у нас в стране, и за рубежом. Именно И.В. Курчатову и Ю.Б. Харитону наша страна в первую очередь обязана созданием ядерного оружия, ставшего основой ее оборонного могущества и средством предотвращения новой мировой войны. Даже в памятный, юбилейный
