«Любовь» и другие одноактные пьесы - Мартин Гургенович Алоян
Раду берет автомат.
Р а д у (к Ионашку). Подними его, Ионашку! Вот так! И попридерживай, стой рядом и придерживай!
И о н а ш к у. Не попадите в меня, баде Раду!
Р а д у. Держи его обеими руками, Ионашкуле! Нет! Лучше обними его! Обними, говорю! Вот так! Потому что ты брат ему! Иудин брат! Где Гецадзе, Ионашкуле?
И о н а ш к у. Убит, баде Раду!
Р а д у. Я тебе не баде Раду, ублюдок, я тебе не баде Раду! Отвечай по уставу! Где Гецадзе, спрашиваю?!
И о н а ш к у. Погиб смертью храбрых, товарищ сержант!
Р а д у. Где Иванов?
И о н а ш к у. Погиб смертью храбрых, товарищ сержант!
Р а д у. Где товарищ лейтенант?
И о н а ш к у. Погиб смертью храбрых, товарищ сержант!
Р а д у. Где остальные наши ребята?
И о н а ш к у. Погибли смертью храбрых, товарищ сержант!
Р а д у. Тогда почему жив ты, ублюдок?! Кому ты нужен? У этих парней была Родина, которая призвала их броситься на танки и сложить головы на поле боя, они бросились и были раздавлены танками. Ты видел, какие столбы огня и дыма поднимались здесь до небес?
И о н а ш к у. Не видел, баде Раду!
Р а д у. Согласно уставу!
И о н а ш к у. Не видел, товарищ сержант!
Р а д у. Почему не видел? Где ты был, когда здесь не было видно ни земли, ни неба?!
И о н а ш к у. Бежал. Мчался на Вороном!
Р а д у. Но это был не Вороной! Я знавал Вороного вот таким жеребенком, это не был Вороной!
И о н а ш к у. Чужой конь. Может, наш, может, их, но сначала, когда я увидел его, дал бы голову на отсечение, что это наш Вороной.
Р а д у. Не был и не нашим и не их, это был Иудин конь!
И о н а ш к у. Не убивайте меня, баде Раду.
Р а д у. Убью, Ионашкуле. Тогда не стрелял, думал, что возвратишься, ведь издавна знал я, что душа человека — это множество редутов, на которых нападают целые полчища танков, но я также знал, что у души есть и последний редут, которого не может взять ни один танк, потому что земля есть тот самый последний редут души, та земля, которую носил Викя возле сердца в мешочке все эти четыре года, которую вырвал вместе с жизнью этот вражина, вместе с жизнью, Ионашкуле, иначе Викя не отдал бы ее. Вот почему я не стрелял тогда в тебя, думал, что наберешься ума и вернешься!
И о н а ш к у. Но я вернулся, баде Раду, как мне было не вернуться, если меня здесь ждали, вы, Петре, Викя, помните, как красиво говорили про Викю? Викя должен вернуться. Ионашкуле, сказали вы, должен вернуться сюда, потому что отсюда он ушел и сюда должен вернуться; как вспомнил ваши слова, так сразу и вернулся.
Р а д у. Живым вернулся, Ионашкуле, живым, но надо было тебе вернуться мертвым, как вернулся Викя с горстью своей земли; а тебе надо было вернуться мертвым или умереть здесь, умереть возле твоих, но умереть честно, захватив с собой в могилу девять граммов чужого свинца, потому что так умирают теперь… Что матери сказать, Ионашкуле?
И о н а ш к у. Скажите, баде Раду, что ее сын погиб в огне и дыме и был геройски храбрым, как никто, и боялись меня враги как огня, и еще скажите ей, что у меня было много медалей, но раздавили танки, и не осталось ничего ни от меня, ни от медалей…
Р а д у. Добро, Ионашкуле. Что сказать братьям твоим?
И о н а ш к у. Теперь ничего не говорите, они еще маленькие и не поймут, но, когда подрастут, скажите им, что их брат сдох как собака, чтобы это пошло им в науку.
Р а д у. Приговоренному к смерти разрешается еще последняя просьба. Какова твоя последняя просьба, Ионашкуле?
И о н а ш к у. Дайте мне подержать в руках скрипку.
Р а д у. Разбита.
И о н а ш к у. Не разбита. Я видел ее, когда возвращался. Она за блиндажом.
Р а д у. Хорошо. Я принесу тебе скрипку. (Оставляет автомат и выпрыгивает из окопа.)
П е т р е. Ионашкуле, я не могу, но ты не будь дураком, Ионашкуле, бери автомат и стреляй в него, как в бешеного пса!
И о н а ш к у. У, гадюка! Чтобы я расстрелял баде Раду, я, который приник бы к его стопам и целовал бы его ноги, чтобы, до того как убьет, позволил играть еще раз на скрипке?
П е т р е. Простофиля, он убьет нас! Ты не заметил, как горят его глаза?! Он помешался, здесь был ужас, как в аду! Бери автомат, пока не вернулся, а как вернется, кокни его! Дай мне автомат, я сам с ним разделаюсь!
И о н а ш к у. Ублюдок! Не посмотрю, что раненый!
Р а д у (прыгая в окоп). Возьми скрипку, Ионашкуле.
И о н а ш к у. Разрешите мне поиграть, баде Раду.
Р а д у. Об этом уже попросил маршал Жуков?
И о н а ш к у. Нет, но все же разрешите мне поиграть.
Р а д у. Играй, Ионашкуле.
И о н а ш к у. А что играть, баде Раду?
Р а д у. Играй что хочешь, Ионашкуле.
И о н а ш к у. Я сыграю вам балладу, баде Раду, балладу о шести знатных музыкантах-скрипачах, которые имели мужество подняться в небеса по мосту света и так играли там, что ангелы заплакали.
Р а д у. Играй, Ионашкуле! Не плачь, играй!
Ионашку опускает смычок на струны, звучит мелодия, и слезы льются из глаз Ионашку; но вдруг слышится рокот моторов, рука Ионашку вздрагивает, и мелодия стихает.
П е т р е. Танки! Танки идут!
Р а д у. Играй, Ионашкуле!
И о н а ш к у. Не могу больше, баде Раду, не могу, не знаю, почему руки дрожат и слезы льются, но я расскажу вам, как нашли мужество шесть лэутар подняться к небесам по мосту света… После этой большой и трудной битвы выжил я, выжили вы и товарищ лейтенант выжил, а потом появился не знаю откуда Викя, нашли еще двух пареньков, знаю я двух, у которых вместо колыбели была скрипка, и пошли мы, эти шесть лэутар, по белу свету людям радость нести…
Р а д у. Нет уж, Ионашкуле, другие пойдут со скрипками по белу свету, а мы их послушаем…
И о н а ш к у. Мы их послушаем, баде Раду, вы сказали, что мы их послушаем?!
Р а д у. Верно, Ионашкуле, мы их послушаем, из-под земли послушаем… Готов?
И о н а ш к у. А тебе не боязно, баде Раду, пойти одному-одинешеньку против танков?
Р а д у. Боязно, Ионашку, ох как боязно, аж кровь стынет в жилах, поэтому я и спешу покончить с вами, боюсь, возле вас и я не выдержу, ведь и для меня, Ионашкуле, не только для вас и для меня этот день — пятое мая, и наши на подступах к Берлину, и я боюсь, как никогда в жизни, вот и теперь чувствую холод, который охватывает меня с кончиков пальцев ног и поднимается к сердцу. Это страх. Ионашкуле, тот страх, что смерти равен, но я еще должен защищать эту землю, на которой пали смертью храбрых наши парни, землю, откуда пошел и не вернулся Викя… Смирно стоять, Ионашкуле! И
