На дне. Дачники - Максим Горький
Марья Львовна (опуская голову). Матерью… да! Только матерью… я понимаю вас… Спасибо!
Варвара Михайловна (торопливо). Нет… вы не поняли… я не говорила…
Рюмин выходит из леса с правой стороны, видит женщин, останавливается, кашляет. Они его не слышат – он подходит ближе.
Марья Львовна. Вы не хотели сказать – и невольно сказали простую, трезвую правду… Матерью я должна быть для него… да! Другом! Хорошая вы моя… мне плакать хочется… я уйду! Вон, смотрите, стоит Рюмин. У меня, должно быть, глупое лицо… растерялась старушка! (Тихо, устало идет в лес.)
Варвара Михайловна. Я иду с вами.
Рюмин (быстро). Варвара Михайловна! Могу я попросить вас остаться? Я не задержу вас долго!
Варвара Михайловна. Я догоню вас, Марья Львовна, идите к сторожке. Что вы хотите сказать, Павел Сергеевич?
Рюмин (оглядываясь). Сейчас… Я скажу… (Опускает голову и молчит.)
Варвара Михайловна. Почему вы так таинственно оглядываетесь? Что такое?
В глубине сцены проходит Суслов с правой стороны на левую, он что-то напевает. Слышен голос Басова: «Влас, вы хотели читать стихи. Куда же вы?»
Рюмин. Я… начну сразу… Вы давно знаете меня…
Варвара Михайловна. Четыре года. Но что с вами?
Рюмин. Я волнуюсь немножко… мне страшно! Я не могу решиться сказать эти слова… Я хотел бы… чтоб вы…
Варвара Михайловна. Не понимаю! Что мне нужно сделать?
Рюмин. Догадаться… Только догадаться!..
Варвара Михайловна. О чем? Вы говорите проще…
Рюмин (тихо). О том, что я давно уже… давно хочу сказать вам… Теперь… вы поняли?
Пауза. Варвара Михайловна, сдвинув брови, сурово смотрит на Рюмина и медленно отходит в сторону от него.
Варвара Михайловна (невольно). Какой странный день!
Рюмин (негромко). Мне кажется, всю жизнь я любил вас… не видя еще, не зная – любил! Вы были женщиной моей мечты… тем дивным образом, который создается в юности… Потом его ищут всю жизнь иногда – и не находят… А я вот встретил вас… мечту мою…
Варвара Михайловна (спокойно). Павел Сергеевич! Не надо об этом говорить: я не люблю вас, нет!
Рюмин. Но… может быть… Позвольте мне сказать…
Варвара Михайловна. Что? Зачем?
Рюмин. Ну, что же делать? Что делать? (Тихо смеется.) Вот и кончено! Как это просто все… Я собирался так долго… сказать вам это… и мне было приятно и жутко думать о часе, когда я скажу вам, что люблю… И вот – сказал!..
Варвара Михайловна. Но, Павел Сергеевич… что же я могу сделать?
Рюмин. Да… да… конечно… я понимаю! Знаете, на вас, на ваше отношение ко мне я возложил все мои надежды… а вот теперь нет их – и нет жизни для меня…
Варвара Михайловна. Не надо говорить так! Не надо делать мне больно… Разве я виновата!
Рюмин. А мне как больно! Надо мной тяготеет и давит меня неисполненное обещание… В юности моей я дал клятву себе и другим… я поклялся, что всю жизнь мою посвящу борьбе за все, что тогда казалось мне хорошим, честным. И вот я прожил лучшие годы мои – и ничего не сделал, ничего! Сначала я все собирался, выжидал, примеривался – и, незаметно для себя, привык жить покойно, стал ценить этот покой, бояться за него… Вы видите, как искренно я говорю? Не лишайте меня радости быть искренним! Мне стыдно говорить… но в этом стыде есть острая сладость… исповеди…
Варвара Михайловна. Но что же… что я могу сделать для вас?
Рюмин. Не любви прошу – жалости! Жизнь пугает меня настойчивостью своих требований, а я осторожно обхожу их и прячусь за ширмы разных теорий,– вы понимаете это, я знаю… Я встретил вас,– и вдруг сердце мое вспыхнуло прекрасной, яркой надеждой, что… вы поможете мне исполнить мои обещания, вы дадите мне силу и желание работать… для блага жизни!
Варвара Михайловна (горячо, с тоской и досадой). Я не могу! Поймите вы – я не могу! Я сама – нищая… Я сама в недоумении перед жизнью… Я ищу смысла в ней – и не нахожу! Разве это жизнь? Разве можно так жить, как мы живем? Яркой, красивой жизни хочет душа, а вокруг нас – проклятая суета безделья… Противно, тошно, стыдно жить так! Все боятся чего-то, и хватаются друг за друга, и просят помощи, стонут, кричат…
Рюмин. И я прошу помощи! Теперь я слабый, нерешительный человек. Но если бы вы захотели!..
Варвара Михайловна (сильно). Неправда! Не верю я вам! Все это только жалобные слова! Ведь не могу же я переложить свое сердце в вашу грудь… если я сильный человек! Я не верю, что где-то вне человека существует сила, которая может перерождать его. Или она в нем, или ее нет! Я не буду больше говорить… в душе моей растет вражда…
Рюмин. Ко мне? За что?
Варвара Михайловна. О, нет, не к вам… ко всем! Мы живем на земле чужие всему… мы не умеем быть нужными для жизни людьми. И мне кажется, что скоро, завтра, придут какие-то другие, сильные, смелые люди и сметут нас с земли, как сор… В душе моей растет вражда ко лжи, к обманам…
Рюмин. А я хочу быть обманутым, да! Вот я узнал правду – и мне нечем жить!
Варвара Михайловна (почти брезгливо). Не обнажайте предо мной вашей души. Мне жалко нищего, если это человек, которого ограбили, но если он прожился или рожден нищим, – я не могу его жалеть!..
Рюмин (оскорбленный). Не будьте так жестоки! Ведь вы тоже больной, раненый человек!
Варвара Михайловна (сильно, почти с гордостью). Раненый – не болен, у него только разорвано тело. Болен тот, кто отравлен.
Рюмин. Да пощадите! Ведь человек же я!..
Варвара Михайловна. А я? А я разве не человек? Я только что-то нужное для того, чтобы вам
