«Любовь» и другие одноактные пьесы - Мартин Гургенович Алоян
Н а д я (обиженно.) Вы… поесть ко мне приехали?
В и к т о р. Нет, нет! Просто Петька очень уговаривал. Сказал, что вы будете только рады.
Н а д я. Я рада, конечно…
В и к т о р. Я тоже очень рад…
Н а д я. Это заметно! (Смеется.) Но почему Петька нас даже не познакомил?
В и к т о р. Когда мы приехали, вы были у соседей. Брали стулья.
Н а д я. Да, не хватило сидячих мест. Представляете, пришло много людей, которых я даже не приглашала! (После паузы.) Простите.
В и к т о р. Это вы извините меня, я вас напугал… Действительно, надо было нам познакомиться пораньше.
Н а д я. Да. Лет на десять.
В и к т о р. Что?
Н а д я. Шучу.
В и к т о р. Понял. Петька пытался запоздало исправить эту ошибку. Но вы вернулись со стульями и тут же убежали встречать новых гостей.
Н а д я. Все против нас! (Улыбается.)
В и к т о р (улыбнувшись в ответ). Петя сделал третью попытку. Крикнул вам через стол: «Знакомься, Наденька, это мой приятель!» А вы ответили: «Петя, Петя, в другой раз!»
Н а д я. Я же не знала, что вы в Москве проездом. А, я вас вспомнила, вы сидели рядом с Катей. Такая высокая, красивая блондинка. (Снимает тапочки, надевает туфли на высоком каблуке.)
В и к т о р. Совершенно верно.
Н а д я (продолжает прихорашиваться, но искренне огорчена). А я, дура, подумала: наконец у Катьки кто-то появился.
В и к т о р. Я бы, может, и появился. Но у нее был такой неприступный вид. Я попытался рассказать ей анекдот, но она меня оборвала: «Сидите спокойно! Мне не до шуток!»
Н а д я (снимает фартук). Катя очень застенчива.
В и к т о р. Очень. Двух мужей выгнала.
Н а д я. И правильно сделала. Они сами виноваты. А вы откуда знаете?
В и к т о р. Слышал, как вы говорили об этом по телефону.
Н а д я. Подслушивать нехорошо. Но раз уж вы все знаете, объясните: Катя молодая, красивая, замечательная хозяйка, без пяти минут кандидат наук, а счастья, простого женского счастья нет. Почему? (Садится в кресло.)
В и к т о р. За сегодняшний вечер мне второй раз задают этот вопрос.
Н а д я (улыбаясь). Правда?
В и к т о р. Да. Катя, моя соседка, выясняла то же самое. Про вас.
Н а д я (оскорбленно). Про меня?! Понятно… Можете быть свободны! Я вас больше не держу.
В и к т о р. Вот вы сами и ответили на свой вопрос.
Телефонный звонок.
Н а д я (снимает трубку). Алло! Я слушаю!.. Какой еще Алик?.. Ах, Алик, неужели это вы?.. Подождите секундочку, у меня форточка открылась… (Закрывает трубку рукой, Виктору.) Ваш совет подоспел вовремя. Это Алик! (В трубку.) Алик, я так рада слышать ваш голос… Что я делаю?.. Читаю стихи… Да, да, книгу, которую вы мне подарили. Я гадаю по ней… Загадываю, что меня ждет, и открываю страницу наобум. (Слушает. Тихо смеется.) Я — глупая?.. Это ужасно!.. Что?.. Вам, наоборот, это в женщинах нравится?.. Вашу надпись на книге?.. Конечно, прочла, конечно… Алик, скажите: вы серьезно все это мне написали?.. Вы не шутили, вы не смеялись надо мной?.. (Слушает, недоуменно пожимает плечами.) Почему вы меня не понимаете?.. То есть, как это о чем я говорю?.. Сегодня я не буду вам этого объяснять… Мы же завтра увидимся? Вы ведь не передумали?.. Мы ведь пойдем в консерваторию?.. Спасибо, Алик! Спокойной ночи!.. Какой вы добрый и… странный… (Слушает, прерывисто вздыхает.) Я?.. Я сейчас накину шаль, закрою форточку… Что?.. А она опять открылась. Ветер сегодня какой-то тревожный. И я буду под его завывание гадать. Гадать и мечтать. До завтра! (Кладет трубку, Виктору.) Вот так! Он на крючке! Киньте мне кофту и книгу вон с той тумбочки!
Виктор приносит Наде книгу и кофту.
(Накидывает кофту, надевает очки, раскрывает книгу.) Что он такое написал?.. Между прочим, Тютчев! (Читает надпись, смеется.) «Слова, слова, слова…». И вся надпись. Представляете, дарит Тютчева, ну что бы стоило выбрать у него же две любовные строчки: «Я очи знал, о, эти очи…» — или: «Ангел мой, ты слышишь ли меня?..» Нет, Алик, которого надо удерживать, выбирает цитату из Шекспира: «Слова, слова, слова…» Кстати, хороший эпиграф к любому словарю! Но это ладно, смешно совсем другое! Этот Алик давно мечтал со мной познакомиться, наконец я сказала, чтобы его привели ко мне на день рождения. Я сразу поняла, что он не принц на белом коне. Но это ладно, смешно совсем другое. Я, дура, подумала, что на титульном листе он написал робкое любовное признание. Ну и рассыпалась: «Ах, вы не смеетесь надо мной?», «Ах, вдруг это всего лишь шутка?» А он, оказывается, осторожно отделался цитатой из Шекспира! «Слова, слова, слова…» Ну, не идиот ли?
В и к т о р. Если читал Шекспира, то, конечно, идиот. А если не читал, то, возможно, гений.
Н а д я. Завтра выясню! Если идиот, буду удерживать. Если гений — ни за что. Гений в быту невыносим.
В и к т о р. Значит, мне уйти?
Надя расхохоталась. Виктор улыбается.
Н а д я (покровительственно). А вы забавный. Даже жалко, что вы весь вечер проспали на балконе.
В и к т о р. Не весь. Часть вечера я проспал за столом.
Н а д я (растерянно). Так было скучно?
В и к т о р. Наоборот! Я чувствовал себя так хорошо, а главное, так свободно, что и не заметил, как опустил голову на плечо этой самой красивой Кате. И вырубился! Моментально! Мне даже приснился сон. Будто я самолет. Представляете?
Н а д я. У вас что, во сне выросли крылья?
В и к т о р (улыбаясь). Крыльев я не чувствовал. Просто во мне было много людей. Я был переполнен! Дети плакали в люльках, крестились старушки. Целовались какие-то молодожены. Это тоже помню! Какая-то женщина боялась лететь и от этого очень громко смеялась. Я вдруг почувствовал такую ответственность перед этими людьми! Даже страх. Но все-таки начал разбегаться по взлетной полосе, и тут…
Н а д я. Объявили нелетную погоду?
В и к т о р. Хуже!
Н а д я. Заглох мотор? Какой кошмар!
В и к т о р. Еще хуже! Я проснулся. Соседка Катя изо всех сил старалась оттолкнуть меня от себя и шипела: «Держитесь прилично!» Наконец я проснулся, потом встал и пошел на балкон. Голова закружилась. От усталости. Увидел кресло. Сел, смотрю на звезды… Опять — полное ощущение полета. И тут на балкон вышла женщина и заплакала.
Н а д я. Да ну?
В и к т о р. Представьте себе. Она так горько и так тихо плакала, что я сам чуть не разрыдался.
Н а д я. Как трогательно!
В и к т о р (резко). Последний раз я плакал в семь лет.
Н а д я. А я в семь месяцев!
В и к т о р. Это заметно!
Н а д я. Что делать, засуха. Не идут дожди.
В и к т о р. Обидно! А та женщина на балконе не разучилась плакать. И плакала так безысходно! Она ничего не видела вокруг себя.
Н а д я.