Анна Брэдстрит - Поэзия США
«Обеты я не слишком свято чту…»
Перевод М. Редькина
Обеты я не слишком свято чту:Не будь ты так красив, о мой любимый,С другим нашла бы я свою мечтуВ погоне за красой неуловимой.
Не будь ты редким яством для меняИ вечным утоленьем дикой жажды,Я бы сбежала среди бела дняИскать другого, как тебя однажды.
Но ты блуждаешь с ветром заодно;Приязнь твоя изменчивей прибоя.Непостоянной быть немудрено —Ведь я меняюсь следом за тобою.
Любовь моя беспечна и вольна:Я неверна, когда тебе верна.
«Жалей меня не оттого, что свет…»
Перевод М. Редькина
Жалей меня не оттого, что светНа склоне дня покинул небосвод;Жалей меня не оттого, что следБылой красы с полей и рощ уйдет;
Жалей меня не оттого, что ликЛуны поблек, волна стремится вспять;Не оттого, что страсть мужская — мигИ больше мне твоей любви не знать.
Давно известно мне: любовь — пургаЦветов, летящих с вишневых ветвей,Прибой, швыряющий на берегаОбломки затонувших кораблей.
Жалей меня за то, что разум скор,А сердце неразумно до сих пор.
«Разъятье рук твоих подобно смерти…»
Перевод М. Редькина
Разъятье рук твоих подобно смерти.Как, разлучась с тобой, умру опять?Нам не дано на этой хрупкой твердиДвукратно жить, двукратно умирать…
Томясь у Времени в узде суровой,К нам в дверь стучит его гонец — рассвет.Но Время не подвергнет муке новойМеня на гребне самых горьких бед.
Когда ты розами и рожью станешь,Видением печальным появлюсь,Там, где любила, там, где в вечность канешь.Над прахом незабвенным я склонюсь,
Воздену руки и уйду украдкой,Как ныне, на исходе ночи краткой.
«О нет, не допусти, чтоб разум твой…»
Перевод М. Редькина
О нет, не допусти, чтоб разум твой,Отчаясь, возомнил неосторожно,Что, раз мы платим дорогой ценойЗа красоту, ее купить возможно!
И если в лунном свете соловейТебе просвищет с ветки молчаливой,То вряд ли он слетит к руке твоей —Ты не приманишь птицы прихотливой.
А значит, красота вольнее всех:Ведь красота не горлица ручная,Не ослепленный сокол для утех —Она горда. Целуя и лаская,
Ты красоту голубкой не зови.Что ей любовь? Она чужда любви.
«О нет, ты не любил меня ничуть…»
Перевод Ю. Менис
О нет, ты не любил меня ничуть,А я любила больше жизни — что ж,Отмщение — вот мой отныне путь,И каждый миг лишь мщением хорош.Мне выбирать оружие, но я —Я стали не коснусь вершить мой суд,А проведу всю ночь, в сердцах кляняМинистров, пап и прочий мелкий люд;И встречу день обидою вековНа землю, небо, ад и на глупца,Что чувству господин, и на богов,И на детей у школьного крыльца…А ты уйдешь, и я похоронюХолодность, не доступную огню.
«От воскрешенных утром сновидений…»
Перевод М. Редькина
От воскрешенных утром сновиденийПечалью день пронзен. Везде — укор.Хочу читать — но слез поток осеннийСтекает на руки, туманит взор.
Скорбь на корню сильней, чем грусть в предгрозье:Та скорбь в плену у тайны роковойВыбеливает щеки алой розе,Мертвит бутон и сушит лист живой.
Глубокий пруд у берегов прозрачен,Искрится солнцем, тянется к цветам,А в омуте его покой утрачен:Чернея, бьется чье-то сердце там.
Сны прогоняют сон; я слез не прячу:Заплачу — и проснусь, проснусь — и плачу.
«Любовь еще не все: не хлеб и не вода…»
Перевод М. Алигер
Любовь еще не все: не хлеб и не вода,Не крыша в ливень, не нагим — одежды;Не ствол, плывущий к тонущим, когдаУже иссякли силы и надежды.Не заменяет воздуха любовь,Когда дыханья в легких не хватает,Не сращивает кость, не очищает кровь,И без любви никто не умирает.Я допускаю, грянет час такой,Когда, устав от нестерпимой боли,За облегченье, отдых и покойТвою любовь отдам я поневолеИль память тех ночей сменяю на еду.Возможно. Но едва ль на это я пойду.
«Сдержать Хаос уздой четырнадцати строк…»
Перевод М. Алигер
Сдержать Хаос уздой четырнадцати строк,Чтоб он из них бежать на волю рвался,Коль повезет; вертелся, притворялся,Как будто пламя он, и демон, и поток,Нет счета всем его уловкам и повадкам,Пока в границах я держу его,Бесформенное это существо,И он сливается с божественным Порядком.Но вот уже прошли часы и годы,А как высокомерен он в неволе,И мы с ним оба лишены свободы,Он прост, но он еще не понят — и не боле.А я и без его признаний понимаю,Что я своей уздой ему лишь помогаю.
«Под лунным светом Всемогущей Плоти…»
Перевод М. Алигер
Под лунным светом Всемогущей ПлотиИ я кричала кошкой в час ночной,Уйдя из башни, выстроенной мной,Не для того ль, чтоб в галочьем пометеИ в живописи детской озорнойЕй вековать? У башни, под луной,Сидят соседки так, как некогда их тети,Судача обо мне и о моей работе.Какая есть, однако это яТу башню возвела, она — моя.Во имя Красоты взлетевшая высоко.В ней боль и гордость — все, что было у меня,Кость честная, мысль, полная огня,И жар ночей, где я была не одинока.
«Не умирать от жалости, а жить…»
Перевод М. Алигер
Не умирать от жалости, а жить,И есть и пить, чтоб крепнуть и расти,Чтоб чище кровь, чтоб тверже стать в кости,И чувствовать острее, и хитрить:Тому, кто тоже хочет есть и пить,Нежирную похлебку поднестиИз нашей жалости. Ах, господи прости,Ее бы понаваристей сварить!Денек сентябрьский синий, тут и тамУже краснеют клены по холмам.Затем, чтоб слабым я могла помочь,Вскормить свой ум и волю надо мне б,Взбодриться и тоску отринуть прочь,Пить полный кубок, счастье есть, как хлеб.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Перевод М. Редькина
Земля своих детей не понимает.Когда не по себе бывает нам,От шума городов изнемогая,Мы возвращаемся к ее лесам.
Земля для всех распахивает двери,Хотя ее созданьям счету нет:Подранки — люди и подранки — звериБредут к ней, волоча кровавый след.
Земля чуть спет встает, листвой хлопочетУкрасить год, потом листву стряхнуть,А горевать, баклуши бить не хочет —Ей недосуг негромко помянуть
Того, кто не хранит всего, что было,Лежит в покое дни, года, века;Того, чья безымянная могилаВ угрюмом запустении горька;
Того, кто знал печаль и поражение,Того, кто друга отдал, не скорбя,За лист ольхи — земное утешенье,Которое не сознает себя.
ДЕТСТВО — ЭТО ЦАРСТВО, ГДЕ НИКТО НЕ УМИРАЕТ
Перевод М. Зенкевич
Детство — не от рожденья до возраста, когда ребенок,Став взрослым, бросает свои игрушки.
Детство — это царство, где никто не умирает,Никто из близких. Отдаленные родственники, конечно,Умирают, те, кого не видят или видят редко,Те, что дарят конфеты в красивых коробках, перочинный нож,И исчезают, и как будто даже не существуют.
И кошки умирают. Ложатся на пол и бьют хвостом,И волоски их меха шевелятсяОт блох, раньше совсем незаметных;Блестящие, коричневые, чуя недоброе,Они перебираются на живых.Вы берете сапожный ящик, но он мал, так как кошка не свертывается,Находите другой, побольше, и зарываете ее во дворе и плачете.Но вы не просыпаетесь потом, спустя месяц, два,Спустя год, два года, вдруг среди ночиИ не рыдаете, ломая пальцы, шепча: «О, боже, боже!»
Детство — царство, где никто не умирает,Никто из близких; матери и отцы не умирают.И если вы скажете: «Зачем ты меня так часто целуешь?» —Или: «Перестань, пожалуйста, стучать по окну наперстком!» —Завтра или послезавтра, когда вы наиграетесь,Еще будет время сказать: «Прости меня, мама!»
Стать взрослым — значит сидеть за столом с людьми,которые умерли, молчат и не слышат.И не пьют свой чай, хотя и говорили часто, что это их любимый напиток.Сбегайте на погреб, достаньте последнюю банку малины, и она их не соблазнит.Польстите им, спросите, о чем они когда-то беседовалиС епископом, с попечителем бедных или с миссис Мэйсон, —И это их не заинтересует.Кричите на них, побагровев, встаньте,Встряхните их хорошенько за окоченелые плечи, завопите на них —Они не испугаются, не смутятся и повалятся назад в кресла.
Ваш чай остыл.Вы пьете его стояИ покидаете дом.
МАРИАННА МУР
