Тайна скорбящего ангела - Александр Владимирович Шляпин

– Да ты знаешь, что фрицы специально заражают своих фрау, чтобы они потом русских заражали? Солдат или офицер больной триппером, не может выполнять служебный долг, отсюда и крах боеспособности войск, – сказал опять Крюков, и засмеялся, считая, что удачно пошутил.

Русаков осмыслил что сказал Олег, и ухмыльнувшись, ответил:

– Ты Крюков, наверное, идиот! Это же надо такую хрень придумать….

Крюков и Фиделя засмеялись так, что очередь обернулась на этот смех.

Русаков от такого внимания почувствовал себя очень неуютно, и было видно, как он смутился, краснея как помидор.

Немки, наблюдая за русскими, почувствовали, что стали яблоком раздора между парнями, и пошептавшись, решили сгладить нарастающий конфликт. Было странно, но они, приняв сторону Русакова, перешли к решительным действиям. Одна из девушек на ломанном русском спросила:

– Извините, я хотеть у вас кауфен цвай сигарет.

Русаков растеряно обернулся. По его глазам было видно, что он немного напуган. Весь взор он обратил к русской компании, которая стояла рядом, наблюдая за тем как новенький справится с трудностями перевода. Ему как никогда нужна была поддержка. Русаков абсолютно не знал, что делать. Ведь это было впервые. Гражданка другого государства, обратилась к нему и застала Русакова врасплох.

– Эй, пацаны, чего ей надо? Что она хочет? Кто–ни будь, говорит по –немецки, –спросил он, но ребята видя его панику дружно засмеялись.

– Она просит у тебя сигареты, –сказал Крюк хихикая. Русаков достал пару сигарет, и протянул девушке. Немка кокетливо улыбнулась, и протянула ему две монеты по двадцать пфеннигов. Сделав реверанс, она по–немецки сказала:

– Большое спасибо!

Несколько секунд, Русаков стоял в полном недоумении, до тех пор, пока его одноклассник Фиделя с которым он сидел за одной партой не сказал:

– Что стоишь, бери бабки –это тебе за сигареты. В ту секунду Русаков подумал, что ему плюнули в душу. Он резко отдернул руку, и демонстративно отвернулся.

– Не, ты понял! Видал, что творят! Я им сигареты, а они мне деньги. Я удивляюсь с них!

– Привыкай, это тебе не русские. Тут у них такая крохоборская культура. Они только недавно стали на путь социализма. Не привыкли еще….

– Какая на хрен культура?! Крохоборы! Нация скупердяев и жмотов! Как все тут запущено – мама моя дорогая, – сказал Русаков. И он обиделся. Искренне так обиделся, как обиделся бы любой русский, которому за сигарету вернули бы деньги.

Немки не могли в ту минуту ничего понять. Поведение русского парня было для них каким-то неестественным, и требовало более пристального изучения.

– Немчура хренова! Как они могли подумать, что я русский мужик, возьму их пфенниги, за какие–то сигареты!

Немки опешили, и не скрывая озабоченности, обратились к Крюкову, который сносно владел немецким.

– Я слышала, ты говоришь по-немецки, -спросила одна из девушек.

– Да, в пределах школьной программы, – ответил Крюк.

– Я хотела спросить, почему ваш камарад, так возмущается. Ему что мало денег?

– Нет! Все нормально, – ответил по—немецки Крюк.– В русской культуре нет понятия, как платить за сигарету. Мы считаем это подарком!

– Подарком, – спросила немка, делая круглые глаза от удивления.

– Да! Подарком, но ни как не товаром.

Девушка отошла Олега и вновь направилась к Русакову, который уже не находил себе места от подобного внимания.

– Пацаны, что она от меня хочет? Что ей надо?! – начал паниковать Русаков.

Деньги Русаков и на этот раз принципиально не взял, чем моментально расположил к себе обоих немок. Взглянув в серо–голубые глаза, он почувствовал, что нет в мире такой обиды, на которую бы он мог простить это сероглазой девчонки. Чтобы не развивать конфликт дальше, он улыбнулся, и, взяв в свои руки ладонь немки, загнул ей пальцы, пряча монету в её кулачке:

– Алес! Прикосновение русского, словно ударило её током. Словно божественная искра проскочила между ними. Девушка не смогла противостоять такой нежности. Мгновенно в её животе вспорхнули бабочки, а «стрела Купидона» впилась со всего маха прямо в девичье сердце. Миллионы воздушных шариков, устремились в верх.

Яркий пунцовый румянец вспыхнул на лице, и девушка зажав монету, как что-то самое дорогое, вернулась к подруге.

– Во, тебе повезло Санчоус! А девка-то в тебя влюбилась! Видал, как зарделась- как светофор. Не теряйся! Станешь после школы бюргером. Будешь ходить в кожаных шортах и пиво пить с буквурстами, – подколол его Фиделя.

В те былые времена, каждый военнослужащий, каждый член семьи, который прибывал в Германскую Демократическую Республику, инструктировался сотрудниками особого отдела. Автограф в книге такого инструктажа, как бы закреплял подобные договоренности, которые регламентировал поведение в иностранном государстве. Не понаслышке Русаков знал о возможных провокациях со стороны западных спецслужб.

«Вот они происки западногерманской агентуры», –подумал Русаков, считая, что его уже вербуют.

– Ты Русаков дебил! Что ты Союз позоришь. Телки на тебя глаз положили – понравился ты им. Пользуйся этим –ты же носитель славянской культуры.

Все страшилки, которые он услышал за последние дни, вертелись в его голове, придавая его образу растерянность.

– Русаков, не смеши наших немецких камарадов! Ты выглядишь, как идиот, –сказал Крюков. -Немки хотят с вами познакомиться. Они вас кофе приглашают выпить в кафе. Чувство облегчения вдруг пробежало по телу Русакова, и он дружелюбно улыбнулся во всю ширину своего рта.

– Меня Эрика звать, а это моя кузина Керстин Грассер, – сказала немка на своем языка.

– Эту звать Эрика, а её кузину Керстин, – перевел Крюков. Они представили друг на друга, и замерли, ожидая ответной реакции от русских. –Меня звать Александр, а это мой друг Виталий.

– Хорошо, – сказали немки протягивая руки. -Туй есть Заша. Ир ист Вит! –повторили девчонки, переиначивая на немецкий лад русские имена. Как показывала практика общения интернациональных пар, русские имена, были для них китайской грамотой. Ради комфорта они старались сократить их до разумных пределов. А это делало их звучание короткими словно выстрел. Кто бы мог подумать, тогда что девушка, белокурыми волосам и серо–голубыми глазами, словно у сиамской кошки, войдет в душу Русакова с первого взгляда. Хоть она и была немкой и говорила для него на непонятном языке, в ней было что–то необычное. Его тянуло к ней с невероятной силой, что ему казалось, что кишки внизу живота покрываются инеем. Именно это отличало её от всех тех, с кем он дружил и учился в одной школе. Её внутренняя свобода, её манеры так интриговали Русакова, что он испытал ошеломляющее потрясение.

«Керстин Грассер» – крутил он в своей голове, стараясь запомнить нерусское для слуха имя.

Немка со светлыми волосами–как ему тогда показалось, была намного интересней чем знаменитая на всю школу красотка Щетинина Леночка. В