Черные ножи 4 - Игорь Александрович Шенгальц

— Шевелись, сволота! Быстрее-быстрее!

На меня бросали взгляды, полные ненависти, но сейчас это меня не беспокоило. Худые, изможденные, похожие на ходячие скелеты, заключенные почти перестали походить на людей. И лишь их глаза выдавали огромную силу воли и все еще несломленный дух.

Перекличка на аппельплаце длилась бесконечно долго. Вечерние проверки, вообще, проходили сложнее. Не все из заключенных доживали до вечера, и эсэсовцы сверяли списки умерших с теми, кто с утра еще был жив. Капо бегали туда-сюда вдоль рядов, выискивая пробелы. Потом все согласовывалось — главное же учет, а с этим тут было строго.

Мои задачи еще не были определены, поэтому я просто стоял в сторонке, наблюдая за происходящим. Виндек, пробегая мимо, зло бросил:

— После проверки найди оберкапо Шварца, он хотел тебя видеть.

И тут же выдернул из строя одного из заключенных, бывшего пехотного рядового:

— Как стоишь, падаль? Почему морда немытая?

Тот по немецки не говорил и Виндека не понимал совершенно, лишь пучил глаза на капо, пытаясь сообразить, что от него хотят.

— Переводи, Шведофф! — обернулся ко мне Виндек. — За непотребный вид двадцать пять ударов палкой после построения. Ты лично проведешь процедуру, а я проверю, чтобы старался, как следует. Вот, держи!

Он протянул мне резиновую палку со свинцовым сердечником, на местном сленге такие назывались «гума».

Я перевел на русский, невольно отводя глаза в сторону:

— За неприличный внешний вид двадцать пять ударов палкой…

— Сука продажная, — почти неслышно прошептал рядовой, — все тебе сторицей вернется, фашист…

Я сделал вид, что ничего не услышал, а гуму сунул за пояс. В этот раз не получится имитировать наказание, бить придется всерьез. Если бы на месте пехотного был тот же Зотов, еще можно было бы попытаться, в надежде, что тот подыграет. Но сейчас…

— Раз-з-зойтись по баракам! — команда, которую обычно я ждал с нетерпением, сегодня прозвучала слишком, как приговор.

Виндек уже был рядом, придерживая пехотного за выкрученные за спину руки. При этом капо многозначительно улыбался.

— Выполнишь экзекуцию и сразу к Шварцу, он тебя ждет в нашем бараке!

Дышать, еще раз дышать!

Мы зашли в барак в общий зал, Виндек с заключенным первым, я следом. Дух тут после улицы стоял ужасный: спертый воздух, плотный густой запах от множества мужских тел.

Виндек уже связал руки рядового за спиной и бросил его через балку.

Остальные молча сгрудились вокруг, но препятствовать процессу никто не пытался. Чревато.

— Бей!

Взглядом я обвел помещение, встречая лишь холодную ненависть вокруг. И только Зотов коротко кивнул, мол, действуй — так надо.

Выбора не было, пришлось бить всерьез.

Первый удар вышел с оттягом. Я увидел, как тело человека выгнулось от боли и осело вниз, переломившись через балку.

Еще удар, и еще.

Виндек стоял слева и одобрительно кивал, шевеля губами. Кажется, он вел счет.

Пехотный молчал, стиснув зубы. Пока ни одного стона или просьбы прекратить экзекуцию из его уст я не услышал. Будет молчать, до самого конца. Даже, если умрет здесь и сейчас, то сделает это молча.

Удар, удар, удар…

Я надеялся, что ничего ему не сломал, сдерживая удары, как только это было возможно. И все же свинцовый сердечник в гуме легко мог отбить все внутренности.

Еще раз, и еще.

Я видел, что спина бедолаги представляет собой сплошной кровоподтек. Завтра все нальется лилово-синим цветом, невозможно будет притронуться. И спать ему предстоит на животе неделю-другую, если не дольше. Но это — мелочи, переживет. Легко отделался. И то, что именно я провожу процесс наказания, лишь в плюс. Другой бы измордовал до полусмерти, и человек потом гадил бы под себя… а таких здесь не держат.

Удар, удар…

— Двадцать четыре, двадцать пять… финиш! — подытожил Виндек. — А ты молодец, Шведофф, усердный! Хвалю!

Мою жертву подхватили под руки другие заключенные и утащили прочь, подальше с глаз. Я протянул гуму Виндеку, но тот отмахнулся, как от несущественного.

— Оставь себе, еще много раз пригодится. А теперь живо к оберкапо, он уже заждался…

На выходе из барака я вновь якобы случайно столкнулся с Зотовым. Он качнул головой, показывая, что я все сделал правильно, но это не слишком помогло.

Мне стало казаться, что я ломаюсь, не выдерживаю. В Челябинске на заводе, потом на фронте и даже у англичан я действовал по большей части спонтанно, при этом осознавая, что поступаю совершенно правильно. Здесь же в лагере мое внутреннее состояние уверенности в собственных поступках корежилось, нещадно ломалось. С одной стороны, я понимал, что выполняю приказы и делаю во благо, с другой же, я вырос совершенно в ином ментальном климате, и не мог принять за аксиомы некоторые вещи. Это вводило меня состояние неопределенности и неуверенности, а так быть не должно. Любая мелочь могла оказаться то самой точкой, когда я не выдержу. И попытаюсь убить. А тогда конец всем планам.

Какой же долгий сегодня день, и он все никак не кончается…

Оберкапо Шварц оказался вассердойчем, то есть полукровкой, как и Вольдемар, вот только Шварц решил, что его немецкие корни сейчас в приоритете. Сволочь, это я понял сразу, лишь раз глянув в его лицо.

Он ждал меня в моем новом бараке, попивая чай из жестяной кружки.

Круглая физиономия, лысоват, невысок ростом — словно колобок из сказки, типичный бюргер, вот только жил он всю свою жизнь в СССР, а когда началась война сумел схорониться в лесах, потом перебежал на сторону немцев, показал свою преданность Рейху, и служит теперь от души, не за страх, надеясь на будущие дивиденды и преференции. Только не будет у тебя будущего, тварь! Сдохнешь и сгниешь в канаве, и никто не вспомнит твоего имени.

Шварц заговорил со мной по-русски:

— Шведов, хорошо, что ты пришел. Хотя я ждал тебя еще с утра.

— Мне никто не сказал об этом, господин оберкапо. Я был занят при уборке территории, после при лазарете. И только после вечернего построения капо Виндек сообщил мне, что я должен явиться к вам.

— Ну-ну, это не страшно, — Шварц мило улыбнулся, вот только я ни на грамм не поверил в эту улыбку. — Я слышал, за первый день ты себя неплохо зарекомендовал. Мне это по душе.

— Рад стараться, господин оберкапо! — я вытянулся во фрунт, и щелкнул бы каблуками, будь на мне сапоги.

— Бравый молодец, — кивнул Шварц. —