Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов
Денга тверского князя Михаила Борисовича (1461–1485)
Последнее, что хочется упомянуть в связи с приписываемыми Софье новшествами, которые она принесла в Россию, – это царский титул и его идеологическое оформление в рамках концепции «Москва – Третий Рим». Здесь, как и в случае с изменениями политической иерархии двора, основные подвижки происходят в 1480 году, а значит, сам Иван III считал победу над Ахматом более значимым событием, определяющим его статус.
Царский же титул Ивана IV, полученный им в 1547 году, был реализован в виде венчания по инициативе митрополита Макария. Софья же при обращении к правам Ивана Васильевича на царский титул никакой роли династического предка для этой новой власти не играла. Утверждение и религиозно-правовое оформление царского титула Иваном IV произошло и того позже – в 1561 году. И даже так царь в своих полемических посланиях о царском титуле ни разу не вспоминал о Софье Палеолог как источнике его прав на царский титул. Гораздо чаще вспоминал он Анну Византийскую – жену Владимира Святого, другие браки с византийскими правителями и, конечно, Владимира Мономаха.
Именно образ последнего стал для Руси центральным в сложной системе властной идеологии, поиски оснований которой нашли отражение в ряде сочинений конца XV – начала XVI века. Если говорить о самой «Москве – Третьем Риме», то стоит признать, что речь в ней шла вовсе не о Византии, а о священстве церквей и месте России в новом мире приближающегося Апокалипсиса. А вот фигура Владимира Мономаха, получающего царские регалии от императора Константина IX, – другое дело. Можно, конечно, заявить, что интерес русских интеллектуалов к написанию политических сочинений был связан с ролью Софьи, но и тут все не сходится. Проблема снова в том, что оригинальный сюжет «Послания о Мономаховом венце», написанный киевским митрополитом Спиридоном и впервые поднимавший идеи о преемственности Москвы Риму и Византии, создавался не для Москвы, а для Твери и ее правителей. Так что роль Софьи в привнесении этих идей вновь оказывается минимальной.
В любом случае образ, выстроенный вокруг Софьи сначала в древнерусских памятниках, а после и в отечественной историографии, представил нам две совершенно разные княгини. Одну – подлую «гречанку», совратившую московских правителей с истинного пути. Другую – влиятельнейшую фигуру своего времени, без которой Россия так и осталась бы прозябать под ордынским владычеством, дробиться на части и сидеть в международной изоляции. Ни одно из этих описаний Софье Палеолог не подходит, особенно если разговор идет о царском титуле.
Василий III: расширение территории
Говорить об официальном принятии царского титула в правление Ивана III было рано. Однако первые шаги по апробации понятия и его использования были сделаны. В правление Василия III список держав, которые признавали за Московским государем титул царя, изрядно расширился. Царем именовал Василия Ивановича наместник крымской Каффы. С 1520-х годов царем начинает называть правителей Москвы и султан Османской империи, добавляя к своим обращениям формулировки вроде «добрый брат», «приятель», «великий гамаюн», «над цари царь» и «над королями король». Особая любовь турецких государей к пышным обращениям очень выделяется на фоне позднейших споров вокруг царского титула с Польшей. Однако причина, по которой Турция не особо волновалась по поводу обращений к Москве, была простой. Им было немного все равно, как именно называет себя правитель довольно далекой страны. Хочет быть царем? Пожалуйста. Лишний раз обострять отношения с державой, которая может стать изрядной проблемой для твоего данника – Крымского ханства, – смысла нет. А претензии правителей Москвы на обладание землями древнерусского государства, из-за которых царский титул в принципе начал использоваться нашими князьями, особо Турцию не волновали.
Другое знаковое событие в связи с признанием за Московскими князьями титула царя произошло в 1514 году. Правитель Священной Римской империи Максимилиан I (1508–1519) отправил Василию III грамоту, где именовал того «цесарем и обладателем Всероссийским». И это без всяких преувеличений со стороны наших переводчиков – самый настоящий kaiser. Казалось бы, победа. Однако все опять упирается в контекст употребления титула. В середине 1510-х годов Максимилиан вошел в конфликт с Польско-Литовским государством из-за Венгрии. И в поисках союзников обратился на восток. Чтобы польстить московскому государю, титул царя пришелся как нельзя кстати. Однако ни о каком полноценном признании говорить не приходится.
Гораздо чаще и более регулярно царский титул правителей Москвы начинает появляться у православных греческих иерархов, которым Россия систематически отправляла милостыню и содержание. С начала XVI века послания восточных патриархов пестрят разнообразными оборотами в «высоком штиле», где есть и «господин», и «царь всеа земли Русскиа», и «государю великие державы». Красиво, конечно. Но интересно, что вплоть до 1547 года сами правители Москвы в переписке с иерархами Православного Востока царский титул не использовали.
В переписках с другими иностранными государствами тот же Василий III использовал царский титул при обращении к рыцарским орденам, Дании, Ватикану и Швеции. Последней доставалось особенно, поскольку в будущем Иван IV вообще не будет признавать за ее правителями титула короля, заставляя вести переговоры через новгородских наместников. Мол, не доросли правители шведского народа до того, чтобы общаться с ними напрямую.
Однако системы и четкого употребления царского титула не было. Есть множество примеров, когда правителей Москвы называли царями уважаемые книжники в лице Иосифа Волоцкого, Максима Грека или псковского инока Филофея (привет, «Третий Рим»). Однако постоянным для употребления как внутри страны, так и за ее пределами царский титул стал только после венчания Ивана Васильевича. Это случилось 16 января 1547 года. Царство в России наконец было утверждено. Осталось лишь объяснить всем остальным, что оно существует и имеет право на признание.
Иван IV: история одного спора о царском титуле
Интерес русской дипломатии в отстаивании международных интересов Москвы проявился уже с начала правления Ивана IV и активных политических сношений с Европой. На это еще в начале прошлого века обратили внимание наши историки, которые занимались общими проблемами политической идеологии России в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени. Именно с Ивана IV начинаются активные попытки русской дипломатии добиться признания царского титула у различных европейских государей. При этом основным аргументом в пользу правомочности правителей Москвы на использование царского титула становится исторический опыт русско-византийских связей и образ Византии
