Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

После принятия в 1933 году Закона о регулировании сельского хозяйства фермерам стали платить за сокращение посевных площадей. Инициатива была направлена на борьбу с кризисом перепроизводства в американском сельском хозяйстве и возвращения цен на приемлемый уровень. В том же году был учрежден Гражданский корпус охраны окружающей среды. Туда нанимали молодых людей в возрасте от 18 до 25 лет. Они выполняли трудоемкие проекты (например, занимались консервационными работами или строили дороги) и получали за это 30 долларов в месяц, то есть около 600 долларов сейчас. Кроме того, рабочих обеспечивали спальным местом, питанием, одеждой и медицинским уходом. Двадцать пять из тридцати долларов они сразу отправляли родителям или женам – благодаря этим деньгам держались многие семейные фермы. Всего через год после начала Пыльного котла, в 1933 году, газета The Dalhart Texan сообщала, что треть населения Техаса опирается на благотворительность или правительственную помощь, а 90 % фермеров занимают деньги в надежде, что в следующем году им повезет больше[236].

Когда в мае 1934 года пыльная буря снесла 350 млн тонн верхнего слоя почвы, кризис на южных Равнинах наконец привлек все внимание Рузвельта. Девятого июня Конгресс выделил 525 млн долларов на помощь пострадавшим от засухи; 275 млн направили владельцам скотоводческих ранчо в качестве срочных кредитов на покупку скота и корма, 125 млн – прочим фермерам. Тем, кто потерял урожай годом ранее, предложили семена в кредит[237]. Там, где оказывался бесполезен рынок (зачастую было невозможно продать крупный рогатый скот, поскольку животные были слишком истощены, а если и получалось, то низкая цена не покрывала даже расходы на транспортировку), выручало правительство. Оно платило от 14 до 20 долларов за голову. Причем речь идет в том числе о животных, которых просто убивали и закапывали, потому что они не годились даже для экстренной продовольственной помощи [238].

К 1936 году 2 млн фермеров получали финансовую поддержку от государства, в том числе от трети до половины всех фермерских домохозяйств на юго-западе Техаса [239]. В то же время на южных Равнинах, где почитали образ первопроходцев, людей раздражало, что их считают слабыми и неспособными себя обеспечить. По словам Кэролайн Хендерсон, росла обеспокоенность по поводу «серьезной всеобщей деградации моральных качеств» из-за подачек государства. Хендерсон считала: да, может, рабочие программы – не самое экономически эффективное решение, но они уж точно предпочтительнее прямых пособий. «В нашей национальной экономике мужественность нужно учитывать наравне с деньгами», – объясняла она [240]. А Лоуренс Свобида писал о том, что гордится собой и соседями, потому что они – меньшинство, которое придерживается «политики независимости»[241].

Иногда эти индивидуалистические принципы усугубляли проблему. Хендерсон рассказывает: в округе Бивер штата Оклахома основную денежную выгоду получали от программы контроля посева пшеницы. В рамках этой программы фермерам ежегодно платили за то, чтобы они не трогали часть собственной земли. Тем не менее они, по словам Хендерсон, считали почти аморальным таким образом ограничивать свое производство и брать деньги, не заработанные собственным трудом. Практика оставлять землю под паром насчитывает уже более 2,5 тыс. лет – как в Китае, так и на Ближнем Востоке. В Левите, одной из книг Ветхого завета, израильтянам было предписано соблюдать «субботу покоя земли»[242] каждый седьмой год. Впрочем, похоже, что на Равнинах в 1930-е годы протестантская трудовая этика вытеснила этот древний урок. Превыше всего была капиталистическая производительность.

Хью Хэммонд Беннетт осознавал безумность такого подхода. В 1933 году его назначили главой нового федерального агентства – Службы по борьбе с эрозией почв. Беннетт хорошо подходил на должность, поскольку понимал экологический кризис на Равнинах чуть ли не лучше всех в стране. В 1909 году Бюро почв США заявило: «Почва – единственный нерушимый актив, которым обладает нация; единственный ресурс, который нельзя исчерпать»[243]. Беннетт тогда ответил: «Я и не подозревал, что в одном коротеньком предложении можно уместить столько дорогостоящей дезинформации»[244].

По мнению Беннетта, эрозия почвы представляла «национальную угрозу». Плодородные суглинистые почвы Равнин формировались миллионы лет в результате геологических процессов: реки смывали ил со Скалистых гор, а ветер переносил частицы вулканических пород – так в Небраске и на востоке Колорадо образовался лёсс. Землю скрепляла густая паутина корней буйволиной травы. Исчезла она – исчезла и почва. Беннетт историю знал. Он знал, что землю Равнин стало раздувать ветрами «вскоре после того, как ее начали обрабатывать»[245]. И понимал, что это серьезная проблема, угрожающая жизнеспособности местного фермерства.

А еще Беннетт знал, что проблемы эрозии можно в значительной степени решить несколькими простыми изменениями методов ведения сельского хозяйства. Он вырос в Северной Каролине и в детстве наблюдал, как его отец копает террасы на семейной хлопковой плантации перед посевом. Зачем, спросил маленький Хью. «Чтобы землю не размыло», – ответил отец. В 1905 году Беннетт увидел, как проливные дожди смыли несколько дюймов верхнего слоя почвы с возделываемых склонов в Вирджинии – при этом лесистая местность неподалеку не пострадала. Беннета озарило, и он принялся выяснять, как спасти почву. Все 1920-е годы он проводил исследования.

В 1934 году Беннетт организовал на севере техасского Далхарта «Операцию “Пыльный котел”» с целью показать разницу, которой можно добиться за счет улучшения сельскохозяйственной практики. Согласно его задумке, террасирование и контурную вспашку нужно проводить не по вертикали, а поперек склона – это поможет удерживать больше дождевой воды на растениях и предотвращать образование стоков, смывающих почву. Покровные культуры способны оберегать почву от ветровой эрозии, а полосные посевы высокого и быстрорастущего сорго помогут сдерживать порывы. Высаживать лучше засухоустойчивые сорта зерна – у них больше шансов прорасти в эти трудные годы. В 1935 году, когда столицу охватила очередная пыльная буря, Беннетт получил от Конгресса 125 млн долларов на продолжение работы. Так правительство профинансировало программу посадки деревьев для создания защитных полос от неумолимых ветров. К 1942 году на всей территории Равнин посадили 217 млн деревьев (в процессе активно участвовали члены Гражданского корпуса охраны окружающей среды). Беннетт также выступал за образование Районов сохранения почвы – местных органов, где фермеры договаривались обрабатывать землю как единую экологическую единицу. Пыли ведь все равно, где стоят заборы между участками, – поэтому многие ответственные фермеры страдали от грязи, которую приносило с заброшенных полей. Изменить ситуацию к лучшему