Чесменское сражение. Граф Орлов против Хасан-бея - Владимир Виленович Шигин
Спустя несколько часов Магонская гавань опустела, там остался лишь переполненный больными транспорт «Сатурн».
В эти дни Екатерина II писала Вольтеру: «Мустафа запрещал верить в возможность прибытия моего флота в Средиземное море. Он говорил, что это слух, распространяемый неверными для устрашения служителей Магомета. Блистательная Порта, несмотря на свою блистательность, не отгадала этого…»
* * *
Пока Первая русская Средиземноморская эскадра пробивалась через шторма к берегам Греции, далеко на востоке посреди бескрайних степей создавалась Азовская флотилия.
Тянулся к Дону бесконечной вереницей работный люд. Шли целыми артелями: мастеровые и кузнецы, конопатчики и плотники, парусники и канатчики. Вдоль азовского побережья, рискуя угодить под татарские пули, лазили дотошные гидрографы Адмиралтейств-коллегии. Осматривали старые причалы, замеряли глубины, описывали берега и отмели.
Алексей Сенявин уже побывал зимой 1769 года на Дону и в Таганроге, но пребывание то было непродолжительным. Едва командующий Азовской флотилией покинул Петербург, как сразу там застопорилась вся работа. Пришлось ему вскорости возвращаться и вновь заниматься бумагами, складами и обозами. Но, едва досидев до весны, он засобирался на юг, теперь уже окончательно. Перед убытием Сенявина приняла Екатерина II.
– Ваша и Средиземного моря экспедиции есть детища мои, под сердцем лежавшие, исход их благополучный вижу я во снах своих! – говорила ему императрица, поглаживая лежащего на коленях лохматого английского пуделя. – Таганрог и Азов – эти два драгоценных камня должны получить достойную оправу – вашу флотилию, адмирал. Разумеете ли вы это?
– Уразумею, государыня, только тесно мне будет средь берегов азовских!
– Придет время, – улыбнулась Екатерина, – и увидит российский флаг не только море Азовское, но и Понт Эвксинский с Боспором. Но уж очень медленно плывет адмирал Спиридов. Может, нерадивость его всему виной?
На Сенявина внимательно смотрели четыре глаза. Первые – с собачьей злобой, вторые – с нетерпеливым ожиданием ответа.
– Нет, ваше величество, – ответил контр-адмирал твердо, – Григорий Андреевич – моряк искусный, а что плывет нескоро, так только по причине, что суда его починки требуют и служители болеют да мрут…
– Про то мне известно! – перебила его императрица. – Но от чего же они мрут?
– От горячек и поносов разных, – не моргнув, тут же разъяснил Сенявин.
– Фи! От поносов хороша можжевеловая водка. Могли бы набрать побольше да и пить понемногу! – Екатерина поморщилась и, встав, скинула колченогого пуделя с колен.
Шурша шлейфом по паркету, подошла к контр-адмиралу.
– Гибралтар нашим морякам казался концом света. Ничто на свете нашему флоту столько добра не сделает, как ваша и Спиридова экспедиции. Все гнилое и закостенелое наружу выйдет, и будет он обточен круглехонько. А я и все россияне будем ждать от вас подвигов на морях южных! Ведь на вас вся Европа смотрит. Вот что вчера я из Франции получила от одного из своих друзей.
Екатерина неторопливо подошла к стоявшей на низком столике шкатулке и, открыв ее, вынула письмо. Щуря близорукие глаза, зачитала по-французски:
– «Дай Бог, чтобы Ваше Величество успели завести на Черном море сильный флот. Вы, конечно, не удовольствуетесь продолжением оборонительной войны, и я весьма уверен, что Мустафа будет побит на суше и на море». Это пишет наш друг Вольтер, – проговорила она, положив письмо обратно, – мы все будем молиться за ваш успех!
– Не пощажу живота своего! – склонил голову Сенявин и, печатая шаг, покинул залу.
Вице-президент Адмиралтейств-коллегии Иван Чернышев, сам собиравшийся убыть послом в Англию, напутствовал командующего Азовской флотилией с теплотой душевной:
– Бога ради, постарайся быть достойным имени сына Наума Акимовича. Дерзай, чадо!
Через несколько часов перекладной возок уже вовсю колотил Сенявина по ухабам российских дорог.
За Калугою завернул контр-адмирал в деревушку Комлево к двоюродному брату Николаю.
Был Николай помещиком руки средней, жил скромно. Служил он когда-то, как и все Сенявины, на флоте, но карьеры особой не сделал и рано вышел в отставку.
Встретились братья радостно. Сколько лет не виделись! Говорили несколько часов кряду, за столом сидя.
– Покажь-ка, Колька, мне недоросля тваво, – попросил наконец брата Алексей, от разговоров и угощений притомившись.
Николай возражать не стал.
– Митька, подь сюды!
Прибежал Митька, худой и рослый мальчик.
– А чего, Колька, не сдать ли тебе недоросля своего в корпус? – потрепал по щеке племянника Алексей.
Сенявины в своей деревеньке едва перебивались, и выбирать не приходилось.
– Устроить помогу, – продолжал Алексей, – за этим дело не станет, сенявинской же породы малец!
– Премногим обяжете, Алексей Наумович, коль какую протекцию сделаете. Он спит-то у нас, весь раскидавшись, да руки за голову закидывает, не иначе, в чины высокие выйдет! – встряла в разговор хозяйская супружница.
– Ладно тебе, помолчи! – рыкнул на нее Николай.
– Ну а сам-то ты как, в моряки желаешь? – поинтересовался у мальчика Алексей чуть погодя.
– Хочу, дядюшка, ведь я ж сенявинского роду!
Адмирал аж крякнул от удовольствия.
– Решено, – сказал, – вези его в корпус!
На следующую зиму отвез Николай сына в Санкт-Петербург, переговорил с ротным командиром, распил с ним бутыль водки, вышел, молча бухнулся в сани.
– Прости, Митюха, спущен корабль на воду, отдан Богу на руки! Пошел!
Но все это еще будет год спустя, а пока, трясясь в возке по заснеженным дорогам, продышал Алексей Сенявин в замерзшем окошке «глазок» и смотрел на убегающую дорогу.
– Ну-ка, Микола, – толкнул он в бок сочно храпевшего денщика, – раскинь умом, что для предохранения обшивки корабельной от древоточцев надежней будет: шерсть со стеклом толченым вперемешку или мазь смоляная с порохом в пропорциях известных?
Сонный Микола нехотя высунул из-под душного тулупа голову.
– Не, пороху не надоть, от ентой гадости завсегда одна беда!
Так и ехали, за Москвой – Калуга, за Калугой – Воронеж.
Воронежский губернатор Маслов настойчиво отговаривал Сенявина от дальнейшей поездки в одиночку, ссылаясь на шайки бродящих по степи татар. Но контр-адмирал был в своих намерениях тверд.
– Мне флот строить надобно, а не ждать, пока война кончится!
Пара заряженных пистолетов, резвые кони да российская удаль, что еще надобно? Вперед!
На татар все же напоролись, но отбились и от погони оторвались. Через несколько дней Сенявин был уже в Таганроге. Спрыгнул из возка на черный весенний лед, скинул с плеч шубу, лом в руки – и за дело. Пока местные начальники сбегались, он уже с дюжину лунок прорубил. Тщательные промеры гавани подтвердили предварительные данные – корабли базироваться на Таганрог могут, хотя и с трудом.
А настоящая работа только начиналась. Сенявин трудился днем и ночью, ел в седле, спал, где придется. Заготавливал лес для будущих фрегатов, создавал гавани, выбивал пополнения экипажам кораблей, обговаривал с купцами барташевскими условия поставки орудий… Да мало ли дел у человека, создающего целый флот!
Всякий раз, получая послание из столицы, с
