Ворон Бури - Бен Кейн

— Лучше бы поскорее, а то, глядишь, рассвет наступит, и мы будем лежать здесь как на ладони. — Единственным укрытием была окутывающая тьма.

Рот Эйольфа скривился, но он сдержал ответ.

— За мной, — прошептал он и пополз к рву. Мохнобород и Торстейн переглянулись и пошли следом.

— Похоже, они скорее перебьют друг друга, чем дозорных, — прошептал я.

Губы Векеля коснулись моего уха.

— Ни Мохнобород, ни Торстейн не настолько глупы, а Асгейр выбрал Эйольфа, потому что он надежен. Другой воин тоже будет таким.

«Векель не все видит», — подумал я. Желание Сигтрюгга сохранить мир после моего хольмганга не имело большого эффекта. Страстная ненависть, которую обе команды питали друг к другу, в настоящее время уравновешивалась взаимным желанием обогатиться, но как долго это продлится, было неясно.

— Это не значит, что впереди не будет проблем.

— Что ты видел? — спросил я, гадая, как он всегда читает мои мысли.

— Узнаешь в свое время.

Лало повторил эти слова.

Понимая, что он просто пытается выучить ирландский, я отбросил раздражение от сдержанности Векеля и навострил уши. Крик совы должен был стать сигналом к тому, что Имр и Асгейр, разделившие задачу нападения на поселение, собираются со своими воинами штурмовать частокол.

Вскоре до нас донесся протяжный, неземной крик. Он оборвался, а затем повторился — резкий, раскатистый вопль, от которого у меня заскрипели зубы. Моя мать ненавидела этот звук, считая его криком банши, предвещающим смерть. В детстве этот звук меня ужасал. Но теперь я знал, что это Углекус; он много раз имитировал крик совы, пока мы все не научились его узнавать.

Имр и Асгейр тоже услышали. Вскоре над поселением в небе появился красно-оранжевый свет, и мне показалось, я услышал треск горящей соломы. Я поискал глазами Эйольфа и Мохноборода, но валы были черны как смоль под светом только что зажженных пожаров.

— Готов? — Это был Ульф, следующий после Мохноборода по старшинству, или, по крайней мере, он так считал. — Жди свиста Яйцедава, Яйцехват.

Векель издал сдавленный, едва сдержанный смешок.

Я свирепо посмотрел на Ульфа, что его еще больше позабавило. Он взглянул на Векеля.

— Витки, держи бламаура подальше. — Не дожидаясь ответа, он пополз к следующим воинам.

Я задался вопросом, что Ульф скажет о саксе Лало, который Векель тайком дал ему, пока мы ждали. «Вести его в поселение Ивара без средств защиты — это убийство», — объяснил Векель. Я не стал спорить; мой друг всегда поступал по-своему. Я также решил, что, возможно, это способ для Лало заслужить некоторое признание у команды.

Раздался свист Мохноборода, и мы все вскочили на ноги. Несмотря на вес кольчуги Бьярна, я был моложе и, казалось, выносливее остальных. Вскоре я оказался впереди. Векель всегда был быстр на ногу; он не отставал. Лало, прилипший к своему новому хозяину, тоже.

Мохнобород встретил нас у открытых ворот. На лезвии его топора была кровь, но он ухмылялся.

— Добро пожаловать, Яйцехват. — После хольмганга он стал гораздо дружелюбнее, но любил подшучивать.

Я ответил своим обычным:

— Яйцедав.

Мохнобород рассмеялся.

— Дозорные? — спросил Векель.

— Мертвы. На этой стене, во всяком случае.

Из темноты вынырнула Торстейн.

— Четверо — по одному на каждого из нас.

— Загоны здесь, — сказал Эйольф, за которым тенью следовал его товарищ.

С оружием наготове половина группы рысью побежала за ним. Остальные остались снаружи, чтобы скот не разбежался, когда его выведут за частокол.

Ивар был богатым человеком. Около восьмидесяти голов скота — коров, телят и молодняка — были заперты в загонах рядом с тем, что, как я предположил, было его длинным домом. Несколько были белыми с темно-рыжими ушами, редкая, ценная порода из Британии; остальные были смесью местных пород.

Поблизости никого не было. Из остальной части поселения доносились крики и вопли; как мы и хотели, внимание жителей было приковано к горящим домам. Я, как и Эйольф, просунул рукоять топора за пояс, а затем перекинул щит за спину. Мужчины выстроились в линию, чтобы направить скот к воротам, и Эйольф убрал брусья, запиравшие ворота.

Животные, встревоженные шумом, толпились на месте, не двигаясь к нам. Будучи в равной степени скотоводом, кузнецом и воином, я уже собирался залезть в загон, но Векель, а за ним и Лало, опередили меня. Пробравшись на дальнюю сторону загона, они начали махать руками.

— Цоб-цобе, цоб-цобе, пошли! — крикнул Векель.

Лало, может, и не понял по-ирландски, но доблестно повторил.

Во главе со взволнованно мотающей головой рогатой палевой коровой стадо начало выходить. Вскоре все животные уже толкались, чтобы выбраться, а Векель и Лало подгоняли их сзади.

— Скотоводами вас обоих надо звать, а не витки и бламауром, — заявил я.

— Если хочешь, чтобы я до самого Рагнарёка звал тебя «Яйцехват», продолжай в том же духе, — последовал его едкий ответ.

Эйольф и его товарищ ушли вперед, чтобы возглавить стадо; так же поступили Мохнобород и Торстейн. Оставшись с Векелем, я оказался в хвосте, и потому увидел, как из длинного дома Ивара выскочил юноша. Может, он был пастухом, а может, услышал нас. Так или иначе, у него было копье, и он был глуп от ярости.

Ульф метнул ручной топор так же легко, как на состязании по метанию. Топор угодил юноше точно между глаз, убив его намертво.

— Нидинг, — сказал Ульф, подбирая топор. — Неужели не видел, сколько нас?

— Я понимаю. Он любил свой скот, — сказал Хавард.

Ульф хмыкнул.

— Задница.

— Это ты мне или ему? — потребовал ответа Хавард.

— Вам обоим.

Даже Хавард усмехнулся.

Идя позади последнего животного, я оглянулся на поселение.

— Кто-то поджег крышу длинного дома Ивара, — сказал я.

Ульф обернулся.

— А горит-то красиво. Словно ему мало было, что скот потерял. Я бы отдал пригоршню рубленого серебра, чтобы увидеть его лицо.

Я рассмеялся.

Расслабленные, поскольку погони не было, мы приблизились к воротам. Ульф и Хавард уже спорили о том, кто съест больше мяса этой ночью. Я спросил Векеля, сколько траллов мог захватить другой отряд. «Увидим, когда увидим», — ответил он, — «и не стоит считать цыплят, пока они не вылупились». Я пихнул его за это и снова назвал «Скотоводом». Обрадованный тем, что нашел редкую брешь в его броне, я решил, что это стоит прозвища «Яйцехват», по крайней мере, от него.

— Человек!