Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов
Не менее интересно и обращение Михаила Всеволодовича к самому Батыю через его посланника: «Тебе, царь, кланяюсь, потому что Бог поручил тебе царствовать на этом свете. А тому, чему велишь поклониться, – не поклонюсь». По сути, отношение Михаила означает, что царь достоин послушания ровно настолько, насколько его полномочия не противоречат велениям Бога. Однако стоит лишь мучителю-тирану начать претендовать на духовное господство, как его притязания должны быть отвергнуты. В поздних редакциях отповедь Михаила встречает даже некое понимание у Батыя, который признает, насколько «велик муж сей». Однако итог остается неизменным: неподчинение «царю» означает смерть. Пусть даже в глазах Михаила его проступок имеет оправдание в связи с отстаиванием оснований христианской веры.
Изрядным дополнением к чертам портрета идеального государя является сам образ правителя в глазах его подданного. Мученик – Михаил – отмечает одну из самых важных особенностей иноверческой власти. Она допущена Богом как наказание, а значит, является лишь Его инструментом, но никак не константой. Неизменным авторитетом может быть истинный христианский царь, однако подчинение «поганому» правителю возможно лишь потому, что человек живет в «мире сем». Владычество земное временно и быстротечно. А раз царь на Руси временный, то значит, и его идолы такие же, в отличие от единственного возможного христианского Бога, вера в которого требует особой твердости. При этом тиран-мучитель не может осознать отведенную ему роль «Божьего наказания», а потому и логику поведения мученика понять не в состоянии.
Иван IV: государь «вне закона»
Фигура Ивана IV, казалось бы, должна была остаться лишь в списке идеальных государей. Тем более что взгляд самого царя на свое правление, на осуществление власти и необходимость «грозы» должны быть довлеющими на всем пространстве русской политической традиции. Однако это не так. Правление Ивана IV рассматривается учеными очень тщательно в том числе и потому, что им доступны разные подходы к трактовке его царской власти. И если представить, что христианский царь, претендующий на идеальность, может оказаться неправ, то образ Ивана IV оказывается очень кстати.
Все дело в том, что на рубеже XV–XVI веков в России начинает формироваться новая модель отношения к государю-христианину, который ставит себя вне закона и оказывается предателем веры. Он отступает от основных принципов христианской морали, следуя собственному толкованию идеального правления. Такому государю в силу нарушений им заповедей и догматических заблуждений подчиняться нельзя. Не только можно, но и нужно указывать такому правителю его ошибки, осуждая его грехи и преступления. Практика показывает, что вступать в дискуссию с царями может быть опасно для жизни. Однако первым «разделил» государей на несколько типов вовсе не Андрей Курбский, как можно подумать. Это сделал преподобный Иосиф Волоцкий в своем богословском сочинении «Просветитель».
Основные опасения преподобного Иосифа во время борьбы с новгородско-московскими еретиками были связаны с возможностью перехода светской власти на их сторону. Отсюда и появляются в «Просветителе» образы как идеальных государей, так и их антиподов, осуществляющих два вида «мучительства»: «телесное» и «душевное».
Первый тип – самый безобидный. Ведь логика Иосифа опирается на важность сохранения веры, в то время как физические страдания лишь учат человека служить Богу. Если он смиряется перед мучителем, то его душа остается в лоне веры, а потому будет вознаграждена в посмертии.
Другое дело – мучительство «душевное». Оно наносит вред и государю, и его «рабу» – подданному. Более того, если последний смиряется с тиранией богоотступника, то становится соучастником преступления и тем самым обречен на посмертное наказание вместе с хозяином. Определить такого тирана довольно просто. Государь, пути которого «темни суть», потворствует собственным порокам и страстям, позволяя «сребролюбию», гневу, «лукавству», гордости, ярости, неверию и хуле взять над собой верх. Такой государь – «не Божии слуга, но диавол, и не царь, но мучитель». Отсюда и вывод: такой государь, даже будь он царем, не является таковым по-настоящему. Ведь Бог не поставил бы такого правителя держать ответ за судьбы его подданных.
А что остается делать слугам и подданным такого государя? Ну, если слушать Иосифа Волоцкого, то заниматься мученичеством вплоть до самоотречения и готовности отдать жизнь за правду. Да, жизнь слуги может быть попрана нечестивыми деяниями тирана. Однако подвиг этот будет засчитан, а потому чистый душой подданный отправится в Царство Небесное.
Схожие с концепцией Иосифа опасения высказывали в XVI веке и другие книжники. Что будет с православной державой, если ее правитель перестанет действовать, как полагается истинному христианину? Какая судьба ждет такого государя, и что ждет его подданных, которые будут вынуждены наблюдать «поганца» на престоле своей страны?
Такие сомнения в среде русских интеллектуалов появились не просто так. Однако вины Московских государей в этом нет. Никто не приписывает Василию III или Ивану IV в первые годы его правления отступление от христианской веры. Страхи философов были связаны с тем, что в мире на начало XVI столетия не осталось независимых православных государств. Византийская империя пала еще в середине предыдущего века, походы турок османов поставили в подчинение правителей Болгарии и Сербии. Истинная вера – православие – осталась лишь в России. А потому на ее государей умами разных уважаемых мыслителей возлагалась огромная ответственность. Им нужно было сохранить последнее «православное царство» в целости и сохранности вплоть до Страшного Суда. А это дело непростое. Поэтому то тут, то там начинают появляться в России различные «поучения», в которых авторы высказывают свои рекомендации правителям: чего или кого бояться, на что опираться в своем христианском правлении, и чем руководствоваться при управлении последней страной в мире, сохранившей чистоту веры.
Так, Максим Грек, писатель и богослов первой половины XVI века, близкий к нестяжателям, писал, что мир находится под угрозой крушения веры. Наглядный пример тому – падение Константинополя. Гибель тысячелетней империи воспринималась на Руси в XVI столетии в духе традиционного учения о «казнях Божиих». Турецкий султан становится воплощением деспота-мучителя, наделенного дьявольской властью за грехи людей. При этом сам приход такого тирана не должен смущать умы и сердца правоверных христиан. И пусть такой нечестивец «неисследованными и непостижимыми Божиими судьбами» обретает господство, но считать его по этой причине благочестивым – величайшее заблуждение. А потому владычество султана есть попущенное мучительство, во всех отношениях «доброненавистное и богомерзкое».
Московский государь в текстах Максима Грека предстает, конечно же, совсем другим. Он благочестив, христолюбив, а все победы даются ему в награду за долготерпение и праведность.
