Ворон Бури - Бен Кейн
— Вот это было бы зрелище, — сказала Торстейн под одобрительные возгласы и гул.
— Один нашел ночлег неподалеку у брата Суттунга, великана по имени Бауги, — продолжал Векель. — Бауги был в трудном положении. Его девять траллов убили друг друга, жаловался он, оставив его без достаточного количества работников для его полей. Один, назвавшийся Больверком…
— Глупый чертов великан, очевидно, не говорил по-норвежски! — прервал Ульф.
Я присоединился к общему смеху, но лицо Лало оставалось непроницаемым.
— Больверк означает «Творящий зло», — объяснил я.
Лало ухмыльнулся.
— …так вот, Больверк предложил выполнить работу девяти траллов. Его платой должен был стать один глоток меда Суттунга. Бауги сказал, что не имеет власти над своим братом, но согласился пойти с Больверком и посмотреть, смогут ли они убедить Суттунга исполнить просьбу.
— Ну да, как же! — взревел Козлиный Банки.
— За лето Больверк выполнил работу девяти человек. Когда наступила зима, пришло время расплаты. Они вместе пошли к Суттунгу, и Бауги рассказал брату о сделке, которую заключил с Больверком. Суттунг наотрез отказался дать хотя бы каплю меда.
— Типичный великан, — пробормотала Торстейн.
— Больверк убедил Бауги, что им следует добыть мед хитростью. Он достал бурав, — тут Векель взглянул на Лало, — особый инструмент для сверления скал. Они подошли к скале, в которой были спрятаны Гуннлёд и мед, и он попросил Бауги просверлить камень. Через некоторое время Бауги сказал, что прошел насквозь. Больверк дунул в отверстие, но обратно полетела каменная пыль; это показало, что Бауги пытался его обмануть. «Продолжай сверлить», — приказал он, и Бауги подчинился. На этот раз бурав вошел в центр скалы. Быстрый как молния, Больверк превратился в змею и проскользнул внутрь, увернувшись от попыток Бауги проткнуть его буравом.
Пока Векель говорил, я изучал лица вокруг костра. Завороженные, они были словно под гипнозом, как и я, и все в Линн Дуахайлле, когда мой друг творил свое волшебство. «Векель не просто витки, — подумал я, — он скальд».
История продолжалась. Превратившись в красивого юношу, переспав с Гуннлёд три ночи и осушив Одрёрир, Бодн и Сон за три глотка, Один надел свою орлиную шкуру и улетел на полной скорости. Преследуемый Суттунгом, также в обличье орла, он долетел до самого Асгарда и изрыгнул мед в ведра, оставленные богами. Несколько капель упали мимо, с его клюва вниз, в Мидгард, где живут люди.
— Ясно, что ты ничего из этого не пил, витки, — сказал Ульф под громкое одобрение.
Векель с довольным видом кивнул. То ничтожное количество меда, которое уронил Один, давало способности самым бедным и посредственным поэтам, в то время как великие скальды и сказители получали свой дар прямо от богов.
— Превосходное исполнение, витки, — сказала Торстейн с такой теплотой в голосе, какой я никогда раньше не слышал. — Ты, должно быть, хочешь пить.
— Я бы не отказался.
Торстейн протянула бурдюк с водой.
Векель сделал глоток, и его выражение сменилось с удивления на восторг.
— Это же пиво!
Торстейн пожала плечами.
Изумленные обвинения в том, что Торстейн — интриганка первой степени, раз у нее было пиво, про которое никто не знал, могли сравниться только с требованиями дать глотнуть. Она охотно пустила бурдюк по кругу, сказав, что после Векеля очередь Козлиного Банки, и что хватит каждому по глотку, не больше.
— Как насчет еще одной истории, витки? — спросил Ульф.
— На сегодня с меня хватит.
— Расскажи ты, Ульф, про Хаварда, — сказал я.
— Чем грязнее, тем лучше, — предложил Мохнобород. — Он был похотливым ублюдком.
— Я однажды видел, как он трахал старое одеяло, — сказал Клегги. — Клянусь Тором, видел.
Смешки, одобрительный гул и непристойные жесты. Еще больше упоминаний о сексуальных подвигах Хаварда.
Подбодренный красочными воспоминаниями о своем друге, Ульф уселся и начал.
Меня разбудили крики. Голоса, бьющие тревогу. Сбросив одеяло, одной рукой протирая глаза, а в другой держа наготове сакс — после стычки с Глумом я ложился спать с обнаженным клинком, — я встал.
Векель тоже проснулся, но Лало нигде не было. У меня не было времени гадать, почему.
— Охраняйте вход, некоторые из вас! Банки! Банки, мне нужны ты и остальные здесь с луками! — Мохнобород темнел силуэтом на вершине вала. — Эйольф, присылай своих лучников! Быстрее!
Я схватил свой щит и топор и поспешил туда, где мы сложили срубленные ветки, чтобы скот не разбежался. В заграждении зияла огромная дыра — кто-то в нем копался. Там был Ульф, и Кетиль Свирепый, и несколько товарищей Эйольфа, все всматривались в ночь. За пределами рата было слышно движение, но я никого не видел.
— Скот не пропал? — спросил я.
— Не думаю, — ответил Ульф, поворачиваясь к мечущимся животным. — Если кто и выбрался, то немного.
— Кто это был?
— Местные. Должно быть, — прорычал Кетиль. — Вороватая осрайская мразь.
Учитывая, как мы сами добыли этот скот, это звучало несколько лицемерно, но я промолчал. Я подумывал выйти наружу, но последовал примеру остальных, которые оставались на месте. «Невозможно будет отличить друга от врага», — решил я, — «не говоря уже о риске быть пронзенным стрелой Козлиного Банки». Даже сейчас он и другие лучники пускали стрелы, громко подбадриваемые Мохнобородом.
Мы остались на страже. Шумы за пределами рата стихли. Банки и его товарищи, которые, по-видимому, не попали ни в одного из потенциальных похитителей скота, прекратили стрельбу. Пришел Векель, теперь уже с Лало. Я задался вопросом, где был бламаур.
— Мы пересчитали скот, — сказал Векель. — Ни одна голова не пропала.
— Слава Локи, — с чувством произнес Ульф.
— Скорее уж, слава дозорным. — Кетиль приложил руку ко рту. — Глум, это ты поднял тревогу?
Немедленного ответа не последовало. Кетиль взобрался по вырубленным в земле