Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов
Кошки-собаки
Хатем погладил его по голове, по шее, и вдруг рука его коснулась чего-то твердого, напоминающего рог, а приглядевшись, Хатем увидел, что в голове у пса торчит большой гвоздь. Хатем немедля выдернул тот гвоздь. Пес завертелся волчком и на глазах у жителей селения превратился в рослого красивого юношу…
(Хорасанская сказка)
«14 февраля. Дорогая Дашенька!
Тетя Наташа и дядя Игорь, у которых я здесь живу, очень добрые и всегда помогают больным или брошенным животным. Поэтому у них дома всегда полно всякого зверья. Сейчас живут три кота и три собаки.
У рыжего Коти нет одного глаза. Когда мы ужинаем, ему разрешают сидеть за столом на табуретке и есть со своей тарелки. Очень маленькая черная кошечка Чернушка весь день где-то бегает, а вечером появляется, трется о ноги и мяукает очень пискливо — как мышка пищит. Третий кот никогда не мяукает, но всегда таскает что-то со стола. А сегодня он на веранде сидел на еще теплой электрической плитке, как чайник, — грелся.
Самый маленький из собак — Джим. Он белый, с черными ушами и лохматый. Гоняет в округе всех других собак, даже огромных алабаев. Вот что значит боевой характер. Собачка Кузька очень добрая, все время просит, чтобы ее погладили. Третий барбос — это большой темно-коричневый пудель. Его давно не стригли, и он очень похож на овцу: весь в кудряшках.
Овец здесь очень много, а пуделей таких никогда не было. Поэтому когда я его первый раз увидел, то сразу подумал: «Как странно — у овцы совсем собачья голова». А потом оказалось, что это и правда собака. Зовут его Флокс-Франт.
У него родословная, которую здесь и показать некому, а в ней записано, что его дедушка из Англии, а бабушка из Америки. И что день рождения у него 5 февраля. Тетя Наташа хотела устроить ему праздник, испечь что-нибудь вкусное и позвать других собак в гости, но он сам все испортил: стащил со стола кусок сыра и получил вместо дня рождения под хвост веником.
Франтик — собака городская, поэтому почти все время спит на кухне под столом и грустно вздыхает. Наверное, вспоминает свой Ленинград, откуда его привезли, а назад взять не смогли… Ну ничего, у него теперь и здесь много друзей. От него и от меня привет Кисе и всем другим твоим животным».
В отдельные годы меня, приезжающего из Москвы, у дома Муравских встречала целая свора добросовестно гавкающих на чужака разномастных кудлатых кабыздохов, на самом деле приветливо помахивающих хвостами мне навстречу: мол, ну а с тобой что, ежели и ты сюда, к нам в компанию?.. Со мной все было как всегда — орлов я решительно не находил.
Когда я вышагивал от заповедника домой, это был как раз тот день, когда я с очевидностью был «чужим на празднике жизни», и поэтому дом Муравских был абсолютно наилучшим местом, где я мог быстрее всего вернуться к жизненному тонусу, чтобы из полученного очень «кислого лимона» все же как-то «сделать лимонад».
Сантименты
…он пристально смотрит на свою подругу, поднял и несколько распустил свой хвост, вздрагивает и… выкрикивает свое звонкое: «чже-чже-чече!»; проходит минута, самочка покорно ложится на землю, и по-куриному самец становится ее обладателем. Но тут из-за бугра гремит мой выстрел, и сейчас счастливые супруги делаются жертвою охотника.
(Н. А. Зарудный, 1900)
Кто позволил тебе чинить зло живым существам? Покайся, не то я расправлюсь с тобой за все содеянное…
(Хорасанская сказка)
А всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так.
(Бытие 1:30)
«16 февраля. …Заметил в стае хохлатых жаворонков птицу необычной окраски. Понял, что надо добыть, выстрелил, но не убил, а ранил. Спасаясь от меня, раненый жаворонок пустился бежать и заскочил глубоко в нору песчанки. Для такой птицы неестественно прятаться в норы — это последний шанс в борьбе за жизнь.
Бросить его просто так, чтобы он там подох, я уже не мог, пришлось повозиться, откапывая. Выглядел я при этом сам для себя как кровожадное безжалостное чудовище, отнимающее у более слабого существа последнюю надежду на спасение (сентиментально, но по сути верно). Не люблю стрелять, но, раз приходится, пусть уж погибшая птица не пропадет впустую, а увековечится музейной тушкой на благо орнитологической науки. Откопал уже подохшего…
Для систематического определения и изучения состава кормов добываю теперь абсолютный минимум птиц. Пусть лучше корифеи пожурят на защите за недостаток статистического материала; будем компенсировать качеством развешанных таблиц (Папан уж расстарается, все ахнут).
Потому что каждую добытую птицу воспринимаю как единицу жизни, как деталь бесконечной мозаики живого, существующего сейчас. Как воплощение многого, унаследованного от прошлого и как резерв для будущего. Каждая птица — словно бусина на нитке, один конец которой уходит в бесконечность во «вчера», а второй — в «завтра». Причем судьба этого «завтра» весьма проблематична, а разорвать эту нитку так просто…
Может, в основе всех этих явных или мнимых дилемм как раз и лежат фундаментальные различия между наукой, искусством и религией? Для науки важны лишь объективные, измеряемые (и проверяемые) факты и критерии; для насквозь субъективного искусства «нравится — не нравится», — необходимый и достаточный критерий; для религии лишь «верю — не верю» имеет значение.
Вот и получается, что одна и та же живая или убитая птица означает совсем разное для биолога, для художника или поэта и, наконец, для теолога или просто верующего. С птицей менее наглядно, а вот если самого человека взять, то сразу выпирает разница подходов за счет дуализма нашей собственной природы, в которой биологическое с социальным перемешано — «полузвери-полубоги» (как сказано! Ай да Заболоцкий!).
Но суть все же ясна даже с жаворонком: пока этот самый кормящийся на склоне жаворонок воспринимается лишь как факт и как отражение других фактов, к нему одно отношение. Если взглянуть на него как на одну из брызг, которые бытие (Бог) разбрасывает, накатывая волну жизни на утес времени, — совсем другое. Художественное отражение гармонии его облика и образа — это уже опять другое, третье.
Вроде все понятно: в реальной жизни эти три пути познания перекручены в одну-единую веревку, по
