Пирамида. Ленинградский альпинизм в четырех киносценариях - Григорий И. Сидько

Русская природа-а!

Все, кроме Сергея, подхватывают продолжение:

— Горы и долины-ы!

Реки и моря!

Юлик:

О-о-о-о-о-о!

А у нас в деревне-е!

Все:

Хороши девчаты-ы!

Есть кого любить!

Сергей медленно снимает пуховку, садится на камни и начинает развязывать шнурки на ботинках.

Юлик:

О-о-о-о-о-о!

Встану утром рано-о!

Все:

Подойду к дивану-у

Где Маруся спит.

Юлик:

О-о-о-о-о-о!

Разбужу Марусю!

Все:

Выпьем с ней какавы-ы,

И пойдем гулять!

Сергей, зябко поеживаясь, стаскивает футболку, спортивные шерстяные брюки и остается в одних плавках.

Юлик:

О-о-о-о-о-о!

Русская природа-а!

Все:

Горы и долины-ы!

Rivers and the sea!!!

С последними словами, переходящими во всеобщий вопль, четверо "жрецов" раскачивают Сергея за руки — за ноги и кидают в воду. Все участники процессии воздевают к небу руки и лица.

Все: Солнце!!!.. Солнце!!!.. Солнце!!!..

Зрители на противоположном берегу тоже, невольно, начинают смотреть вверх. Кажется, будто облака и впрямь сейчас разойдутся и за ними покажется солнце.

Вместо этого в наступившей тишине вдруг раздается далекий гул летящего высоко над облаками реактивного самолета.

УКРАИНА. БЕРЕГ НЕБОЛЬШОЙ ЖИВОПИСНОЙ РЕЧКИ. БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ.

Гул реактивного самолета. В синем чистом небе едва различим его белый крестик.

Излучина спокойной теплой маленькой речки. Песчаный пляж. Зеленые ивы по берегам утопают в воде.

Красивая загорелая женская рука бездумно перебирает мелкий белый песок, просыпает его сквозь пальцы, чертит на нем загадочные геометрические фигуры.

Женский крик: Света!.. Светлана!!..

Девушка испуганно вздрагивает и, очнувшись, сонно садится на песке (ее лица мы не успеваем увидеть): — А?.. Что?..

С цветочного луга на высоком обрывистом противоположном берегу сползает густой туман и клочьями уплывает вниз по течению реки. На обрыве стоит женщина и держит в руке какой-то листок.

Женщина (срывающимся голосом): Телеграмма!.. Телеграмма!..

Низко, над самой водой, летают ласточки.

ПЛАТО КУЛИКАЛОН. ОЗЕРО. БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ.

На большом, торчащем из озера камне, неподвижно стоят, взявшись за руки и склонившись над водой, совершенно голые участники процессии — все, кроме Сергея. Тишина.

Наконец, издав дикий вопль, они разом прыгают в озеро, подняв тучи белых холодных брызг.

СТЕНА 5300. ВЕЧЕР.

Сумерки. Метель. Очень холодно.

Все четверо собрались на крошечном снежном уступчике, на котором днем находились два нижних человека. Обледенелые колышащиеся веревки уходят вверх, под карнизы, откуда спустились Андрей и парень со шрамом.

Сильные порывы ветра треплют покрывшуюся ледяной коркой одежду. В двадцати метрах вокруг уже ничего не видно — только снег.

Сидеть практически нельзя — все неудобно полулежат, все время сползая с полочки вниз и упираясь ногами в веревочную петлю. На вбитых в скалу крючьях, за их спинами, протянута еще одна веревка, на которой развешены в беспорядке рюкзаки, несколько смотанных бухтами веревок и какое-то снаряжение.

Андрей счищает с полочки снег и скальным молотком пытается отколоть намерзший лед, куски которого складывает в котелок от примуса.

Шедший нижним молодой человек возится с горелкой, безуспешно пытаясь ее раскочегарить.

Налетевший шквал метели заставляет всех четверых сжаться в комок и, замерев на месте, пережидать заряд.

Недалеко от них, в пелене снега, на остром скальном гребешке, едва различим какой-то неясный силуэт — то ли камень, то ли большая неподвижная птица.

Сидящий с краю парень со шрамом кивает в ее сторону:

— Олег, это что — птица?

Олег: А черт ее знает… Кинь в нее чем-нибудь. Или крикни…

Парень со шрамом кричит, приложив ладонь в рукавице ко рту, но вой ветра гасит его крик.

Парень с примусом: Не спугните! Мы сейчас из нее бульон сварим…

Олег: А что, кстати, у нас осталось?

Андрей: Три галеты, немного заварки, какие-то крошки.

Парень с примусом: У меня на дне фляги еще коньяка немного… — он устало опускает рук. — Не завести никак!

Парень со шрамом: Дай-ка, я погреюсь.

Андрей передает ему примус:

— Осторожно, не столкни банку.

Парень ставит примус к себе на колени и начинает размашисто качать насос, потом открывает ручку, прислушивается:

— Что за черт!..

Он стаскивает окаменевшие рукавицы, отвинчивает пробку насоса, выливает немного бензина в крышку, завинчивает пробку и обливает примус бензином:

— Дайте спички!

Олег, порывшись в рюкзаке за спиной, протягивает ему коробок.

Закоченевшими руками, парень достает спичку, чиркает — та ломается. Он вынимает другую, дрожащими от холода руками не сразу попадая по коробку, чиркает снова и бензин на примусе вспыхивает ярким высоким пламенем. Парень едва успевает отдернуть лицо в сторону.

Новый порыв ветра гасит пламя. Подышав на руки, парень снова накачивает примус, потом поворачивает ручку и чиркает спичкой. Горелка несколько раз вспыхивает яркими беспорядочными языками и, наконец, загорается ровным синим огнем.

Парень: Давайте банку.

Андрей передает ему бачок со льдом. Он ставит его на примус.

Очередной порыв ветра едва не сбивает огонь и парень загораживает его рукавицей.

Андрей: Где стеклоткань?

Олег: Сейчас, — порывшись в клапане одного из рюкзаков, он достает кусок стеклоткани.

Придерживая руками примус и банку со льдом, парень, с помощью Андрея, накрывает их стеклотканью. Неловко повернувшись, он задевает несколько лежащих на краю полки камней, которые с шумом падают вниз.

Взмахнув крыльями, птица слетает со скалы и парит, постепенно снижаясь и исчезая в метели.

Олег: Полететь бы сейчас за ней…

ПЛАТО КУЛИКАЛОН. ВЕЧЕР.

Сумерки.

Юлик с гитарой, Сергей, Леня, Юра, Марченко и еще несколько человек взбираются на высокий моренный вал. Их темные силуэты хорошо видны на фоне темнеющего неба. Остановившись на гребне, они прислушиваются.

Внизу, под ними, лежит безмолвное застывшее озеро, окруженное расплывшимися в вечернем тумане арчовыми лесами. Где-то на другом его берегу смутно мерцает тусклый огонек далекого костра.

Юра складывает ладони рупором и кричит в его сторону:

— Э-э-эй!.. Э-ге-ге-гей!!.. Мы здесь!!!..

Звук его голоса пролетает над поверхностью воды, эхом отражается от стен ущелья и пропадает, заплутав где-то в одном из его отрогов.

Леня: Кажется…

Юра: Тихо! — он предостерегающе поднимает вверх указательный палец и они снова вслушиваются в тишину.

Ни один шорох не нарушает разлитого вокруг векового безмолвия.

Вдруг, словно прорвавшись сквозь толщу какой-то невидимой воздушной стены, с той стороны озера слабо доносится тонкий, как бы поющий, женский голосок.

Издав победный клич и вскинув над