Южный полюс - Руал Амундсен
Один рукав ледника поднимался между горами Дона Педро и Вильхельма Кристоферсена. Но он был так изрезан, что по нему нельзя идти на плато. Между горами Вильхельма Кристоферсена и Уле Энгельстада не пройдешь. Пока что похоже было, что лучше всего идти между горами Уле Энгельстада и Фритьофа Нансена, но первая из них заслоняла интересующий нас отрезок, и мы не могли сделать окончательный вывод. Все трое основательно устали, однако условились продолжать разведку, чтобы выяснить, что там кроется. Потрудимся сегодня — завтра будет много легче. И мы двинулись дальше, через верхний плоский уступ ледника Хейберга. С каждым шагом нам открывался все более полный вид на урочище между горами Нансена и Энгельстада. Все, дальше можно не ходить, и без того по всему видно, что здесь нас ждет самый удобный путь наверх. Правда, верховье ледника мы еще как следует не рассмотрели, но, если там возникнут серьезные проблемы, мы без особого труда поднимемся по склону горы Нансена, по леднику, выводящему на плато. Ибо теперь, без сомнения, мы наконец видели перед собой большое плато.
За перевалом между двумя горами слегка возвышалась над плато гора Годфреда Хансена. Своеобразная вершина — продолговатая, похожая на конец двускатной крыши. Такая неприметная, а высота — 3330 метров над уровнем моря.
Закончив разведку и убедившись, что завтра, если позволит погода, отряд выйдет на плато, повернули назад, очень довольные результатами вылазки. Мы порядком устали, нам не терпелось вернуться в лагерь и подзакусить. Высота точки, от которой мы пошли обратно, составляла по барометру-анероиду 2400 метров над уровнем моря. Иначе говоря, мы поднялись на 700 метров выше пятачка, где поставили палатку.
Спускаться по собственному следу было легче; правда, обратный путь показался нам несколько однообразным. Местами хороший уклон позволял набрать скорость, кое-где тянулась вполне приличная лыжня. Спуск к лагерю был самым крутым. Как ни манило нас промчаться с ветерком, мы сочли наиболее благоразумным тормозить лыжными палками. Да и то развили неплохую скорость.
Красивый и величественный вид открывался с гребня, под которым далеко внизу стояла палатка. Окруженный со всех сторон грозными трещинами и зияющими провалами, лагерь наш выглядел отнюдь не уютно. Нет слов, чтобы описать этот дикий ландшафт. Сплошные трещины, провалы, беспорядочное нагромождение огромных ледяных глыб… Сразу видно: здесь с природой не поборешься. Нечего и думать о том, чтобы пройти напрямик.
Но нас эта грозная картина не пугала. Темное пятнышко посреди хаоса внизу — наша палатка — внушало нам уверенность и силу. Не такие препятствия надо воздвигнуть на нашем пути, чтобы мы не нашли лазейку и не подыскали площадку для нашего крохотного жилища. Кругом гремело и рокотало. То с горы Нансена залп прозвучит, то еще с какой-нибудь. И вздымается в воздух снежная пыль. Горы явно сбрасывали зимние шубы, меняя их на более весенний наряд.
Мы стремглав скатились по склону к палатке. Наши товарищи, которые оставались в лагере, позаботились о том, чтобы все было в наилучшем порядке. Собаки лежали на солнце и посапывали. Они даже не пошевельнулись, когда мы затормозили рядом с ними. В палатке царила совсем тропическая жара. Солнце так и пекло красное полотнище. Примус гудел и сипел, в кастрюле булькало варево с пеммиканом. Больше всего на свете нам сейчас хотелось забраться в палатку, растянуться на спальнике и есть, пить, сколько влезет.
Новости у нас были неплохие: завтра — плато! Даже самим не верилось. Мы рассчитывали, что на подъем уйдет десять дней, а тут укладываемся в четыре. Таким образом, мы сэкономим уйму собачьего корма, ведь теперь можно лишних собак убить на шесть дней раньше. В этот день мы устроили в палатке настоящий пир. Нет, порции были не больше обычного, этого мы не смели себе позволить. Но при мысли о свежих собачьих котлетах, которые ожидали нас, когда мы поднимемся на плато, у нас заранее текли слюнки. Мы успели свыкнуться с мыслью о предстоящем убое, и это дело не представлялось нам таким жестоким. Мы уже подвели итог, решили, кто заслужил право пожить еще, а кто будет принесен в жертву. Между прочим, это было не так-то просто решить — все собаки трудились на славу.
Всю ночь не прекращался грохот, одна лавина сильнее другой обнажала склоны, которые были закрыты с незапамятных времен.
На следующий день, 21 ноября, мы поднялись и стартовали в обычное время, около восьми утра. Погода была отличная — ясно, безветренно. Туго пришлось нашим собакам — начинать день с восхождения на гребень. А они отменно справились со своей задачей. Мы не стали прибегать к двойным упряжкам. Снег, как и накануне, был тяжелый, и сани шли не скоро. Мы не пошли по вчерашнему следу, а взяли курс прямо туда, откуда решили начать восхождение. По мере приближения к горе Уле Энгельстада, под которой нам надо было пройти, чтобы попасть на рукав ледника между ней и горой Нансена, напряжение возрастало. Что мы увидим в верховье? Как переходит ледник в плато — плавно? Или он изрезан трещинами, не пройти? Гора Энгельстада уходит в сторону, просвет все шире… Неплохо, даже совсем хорошо; кажется, наше вчерашнее предположение оправдается.
И вот нам открылась вся панорама. Последняя часть подъема. И никаких помех. Но путь и долгий, и крутой. Мы решили остановиться и передохнуть, прежде чем начинать решающий штурм.
Мы остановились под самой горой Энгельстада на уютном, солнечном пятачке. И в виде исключения разрешили себе перекусить. Достали кухонный ящик, и вот уже примус гудит так, что сразу ясно: шоколад скоро поспеет. Райский напиток… Мы основательно упарились, во рту все пересохло. Разливал наш кок, Ханссен. Тщетно было просить его разливать поровну. Себе он взял только половину положенного, а вторую половину разделил между товарищами. И хотя он называл приготовленный им напиток шоколадом, мне трудно было ему поверить. Наш Ханссен расточительства не допускал. Это было сразу заметно по его шоколаду. Впрочем, людям, привыкшим смотреть на хлеб
