Южный полюс - Руал Амундсен
Облачный покров поредел, и время от времени проглядывало солнце, правда, какое-то хмурое. Нам удалось вовремя засечь его и определить широту: мы находились на 85°36′ южной широты. Нам повезло, так как вскоре поднялся ветер с ост-зюйд-оста, и не успели мы оглянуться, как уже началась метель. Но погода нас сейчас не тревожила. Что нам вой ветра, что нам снег, коль скоро мы решили посидеть на месте и пищи у нас вдоволь? Мы знали, что собаки думают примерно так же: было бы корма побольше, а там бог с ней, с погодой.
Когда мы после наблюдений вернулись в палатку, Вистинг уже развил там кипучую деятельность. Котелок стоял на примусе, и, судя по заманчивому запаху, обед должен был вот-вот поспеть. Мы не жарили котлеты, у нас не было ни сковороды, ни масла. Конечно, можно было бы вытопить жир из пеммикана, и сковороду мы при желании сумели бы смастерить. Но гораздо проще и скорее было сварить их. Заодно мы получили и восхитительный суп. Вистинг справился со своей задачей на диво успешно. Он выбрал из пеммикана те куски, где было больше всего овощей, и теперь подал нам чудесный мясной суп с овощами.
Но гвоздем обеда было второе. Если мы сомневались в качестве мяса, то после первой же пробы все сомнения улетучились. Мясо оказалось отменным, бесподобным, и котлеты исчезали с молниеносной быстротой. Конечно, они могли быть помягче, но нельзя требовать от собаки слишком многого. Лично я съел пять котлет и тщетно искал в котелке шестую. Вистинг явно не рассчитывал на такой спрос.
Вторая половина дня ушла у нас на то, чтобы проверить наш провиант и распределить его на трое саней. Четвертые сани — Хасселя — мы оставляли здесь. Провиант разделили так: на сани № 1 (Вистинга) — 3700 галет (из расчета 40 штук на человека в день); 126 килограммов собачьего пеммикана (500 граммов на собаку в день); 27 килограммов пеммикана для людей (350 граммов на человека в день); 5,8 килограмма шоколада (40 граммов на человека в день); 6 килограммов сухого молока (60 граммов на человека в день). На двух других санях примерно то же самое. Таким образом, мы могли продолжать свой поход еще 60 дней с полным рационом. 18 уцелевших собак составили три упряжки, по шесть в каждой. Мы рассчитывали, что дойдем до полюса с 18 собаками, а уйдем с него с 16. Хассель — его сани оставались здесь — подвел итог и снял остатки; его провиант был записан в книги трех его товарищей. Впрочем, в этот день передача состоялась только на бумаге. С настоящим распределением лучше было подождать до лучшей погоды. Сейчас выходить из палатки и заниматься этим не рекомендовалось.
На следующий день, 24 ноября, дул свежий норд-ост, погода была сносная, и в 7 часов утра мы принялись перераспределять провиант. Не очень-то это было приятно. Хотя погода, как я сказал, была сносной, однако отнюдь не благоприятствовала укладке продовольствия. Разломанный на маленькие кусочки шоколад надо было весь извлечь, куски пересчитать и разделить на трое саней. Галеты тоже предстояло считать поштучно, а когда их тысячи, нетрудно понять, что значит при 20-градусном морозе, в свежий ветер, почти все время голыми руками заниматься этим кропотливым делом. Ветер все усиливался, и когда мы наконец завершили работу, то сквозь метель почти не различали палатки. Мы отказались от намерения продолжить путь, как только приготовим сани. И мы на этом не так уж много теряли. А фактически даже выигрывали. Собаки, от которых все зависело, получили возможность основательно отдохнуть и подкормиться. После нашего выхода к Бойне в них произошла разительная перемена. Они были теперь толстые, упитанные, довольные, от прежней прожорливости не осталось и следа. Для нас один-два дня не играли никакой роли. Наше основное продовольствие — пеммикан — оставалось почти в неприкосновенности благодаря собачатине. Вот почему в палатке незаметно было особого уныния, когда мы вернулись в нее после работы.
Входя в палатку, я заметил, что Вистинг стоит в сторонке на коленях и рубит котлеты. Собаки окружили его кольцом, с интересом наблюдая за его занятием. Норд-ост завывал, сильно мело. Да, не очень приятная работа выпала на долю Вистинга. Однако он благополучно справился с ней, обед мы получили вовремя. Под вечер стало потише, ветер сместился к востоку. Мы легли спать, возлагая большие надежды на завтрашний день.
И вот — воскресенье, 26 ноября. Удачный день во многих отношениях. Я и прежде не раз мог убедиться в том, какие молодцы мои товарищи. Но в этот день они выдержали такое испытание, что я до конца своих дней, сколько бы мне ни довелось прожить, не забуду его. За ночь ветер опять сместился к северу и достиг силы шторма. Когда мы вышли утром, из-за пурги не было видно саней, наполовину занесенных снегом. Собаки свернулись калачиком, защищаясь от непогоды. Мороз был не такой уж сильный, минус 27°, но для такого ветра вполне достаточный. Мы все по очереди выходили из палатки посмотреть, что за погода, и теперь сидели на спальных мешках, обсуждая неутешительную перспективу.
— Снег здесь на Бойне паршивый, — говорил один. — И похоже, лучшего не будет. Вот уже пятый день, а дует хуже прежнего.
Все были с этим согласны.
— Хуже нет, когда непогода прихватит, — продолжал другой. — Лучше идти с утра до вечера, чем сидеть вот так.
Я