Эпоха провода и струны - Маркус Бен
Когда они выходят в море, то начинают замечать тщетность своего путешествия, свидетельства ушедших до них семей и брошенные платформы. Оказавшись в открытых водах, они заняты маскировкой и выживанием. Но рассказчик сомневается в том, что его отец справится с поставленной задачей.
Если в «Эпохе» созданные с помощью текста языковые и смысловые конструкции почти не складываются в единое целое, блестящи и порой забавны, но служат, скорее, основательным фундаментом для последующих, менее радикальных изысканий, то в «Костюме отца» начинает проявляться Маркус-художник:
Во втором свёртке из сумки отца обнаружился метроном, палочкой для которого служила полая швейная игла. Он поднёс его к брату, установил циферблат на «Удушье», и после нескольких конвульсивных спазмов брат перестал дышать. Наша лодка сразу же стала легче, и мы начали набирать скорость, стремительно проносясь по водному каналу, который вдруг показался нам таким же лёгкими, как и мы сами. […] Мы гребли дальше, потому что так велел отец. Мы обменивались словами, которые я не мог использовать. […] Я опустил голову и смотрел на воду, текущую вокруг нас. Вдоль канала были вывешены таблички […] как простые рекламные щиты на дороге. Короткие шарообразные фонари, установленные над знаками, отбрасывали на воду маслянистые изображения различных отцов: освещённые прожекторами лица мужчин будто проецировались с брюха птиц.
В том же 2002 году издательство Vintage выпустило роман «Выдающиеся американские женщины», сочетающий в себе концептуальную смелость, своеобразный комизм и головокружительные аллегории. Это рассказ о мальчике, выросшем в Огайо (снова Огайо; примечательно: Маркус утверждает, что никогда не бывал в этом штате и использует его именно потому, что ничего о нём не знает) с родителями-экспериментаторами и сектой радикальных женщин-силентисток. Бена Маркуса, как называют молодого главного героя, заставляют плавать в «учебном пруду», пить «поведенческую воду», следовать «схеме питания Томпсона» и делать «языковые клизмы». Этот режим, разработанный матриархом силентисток Джейн Дарк, призван очистить Бена от всех эмоций, «обнулить [его] сердце». Отец Бена, который знакомит читателя с книгой в горьком вступлении, был изгнан в яму в земле за домом:
Я передаю это послание, находясь в тяжёлом состоянии, голодный, обессиленный, с головокружением, отбиваясь от звукового шквала слов, призванных помешать мне, как я убеждён, стать Выдающимся Отцом. Ради тех людей в мире, которые ожидают от меня лидерства, ясности и беспристрастного рассказа о том времени, свидетелем которого стала моя «семья» — да чёрт с ними со всеми, — я не поддамся лёгкому отвлечению языкового яда, даже если он убьёт тело, которое я ношу, даже если я стану ещё одним мертвецом, который когда-то остро чувствовал и желал только, чтобы мир заглянул в его сердце и разум. Света хватает на один час расшифровки в день, и именно в течение этого времени я собрал сии заметки, тщательно обдумав истинную природу того, что я думаю и чувствую в остальные двадцать три ежедневных часа тьмы, отведённой мне похитителями, группой, известной также как Все, Кого Я Любил, И Кто Никогда Бы Не Выжил Без Меня.
Боюсь, что Бен Маркус, недостоверный автор этой книги, но более известный как мой бывший сын, может передать или структурировать моё вступление по своему усмотрению: аннотировать, сократить или вычеркнуть каждый мой комментарий. Ему будет принадлежать окончательная редакция этого так называемого введения в историю его семьи, и я не узнаю о её конечном виде, если только он не решит поделиться со мной тем, как он изуродовал и разотцовил меня ради собственной славы. Очевидно, он может переделать мою личность по своему усмотрению, полностью изменить мои слова или просто выбросить их, заменив теми заявлениями, которые он хотел бы, чтобы я сделал. Я не ставлю ему в вину ни одно из этих искажений и лишь предостерегаю внимательного и справедливого читателя быть всегда бдительным по отношению к его манипуляциям, помнить, что он — создание, если это так, неумеренно предвзятое и обиженное, по причинам, которые вскоре будут раскрыты, и несомненно, напуганное правдой, которую способен донести только отец. Учитывая, что я отцовствовал с предельной точностью, мне жаль, что всё так получилось. Я вполне допускаю, что даже это заявление будет опущено, поскольку оно может противоречить той героической роли, которую он, несомненно, провозгласит для себя, и в таком случае это прочтёшь только ты, Бен, мой тюремщик. Пожалуйста, позволь отцу сказать своё слово. Ты и так уже причинил достаточно вреда.
Мать Бена, которая прощается с читателем в конце книги, проявляет себя безжалостной сторонницей дисциплины молчания. Сам Бен, которого научили избегать всякого самовыражения, пытается представить строго утилитарный рассказ о своём воспитании, вплетая в него историю силентистского движения, исследование женских имён и руководство по молчаливому поведению, — и, тем не менее, не может не выразить своё горе. Он страдает в удушающей хватке Джейн Дарк и её приспешников.
Маркус создал роман-антиутопию в лучших традициях и с наложением иронии XXI века и ложной наивности. Его герой обучается вести свободное от эмоций существование, в то время как его отца насильно кормят языком в подземной камере. Подобно агрессивно-мистическим квиетистам XVII века, которые искали альтернативные способы общения с Богом, женщины силентистского движения реагируют на разочарования своего мира радикальными мерами, стремясь достичь «нулевого сердца» посредством болезненного отказа от движения. И звука. «Весь мир — место преступления», — говорят нам вначале. «Ветер убивает, когда [люди] двигаются — если человек перестанет двигаться, он перестанет убивать небо, и мир может начать восстанавливаться».
В отличие от сатир, которые ясно раскрывают основной мотив, эта книга не говорит, о чём думать — она напоминает, зачем это вообще нужно. В конечном итоге обнажаются не грани человеческого опыта, а зависимость этих граней (семьи, любви, истины, боли и удовольствия) от единственной вещи, которой мы постоянно не можем противостоять: языка. Маркус находит способ эмоционально рассказать об отрицании эмоций, и совершает ещё одно литературное достижение.
Как стилист и рассказчик, он извлекает трогательные истины из разрозненных деталей, снова переплетая несвязанные слова и сюжетные моменты так, чтобы они становились контринтуитивными. Однако «Женщины» — это не просто формально впечатляющий роман, он бросает новый свет на универсальную историю о семье, пытающейся примириться с общим чувством разочарования и обиды. Непосредственно в повествование Маркус вплетает семиотическую проблематику, приравнивая идеалы и реалии семейной жизни к скользкому пространству, разделяющему мысль, речь и смысл. В результате получилось повествование, в котором буквальное и образное сливаются в единую концепцию.
Постоянный возврат к одним и тем же образам, символам и темам свидетельствует о чёткой стратегии творческой разработки. О чём же пишет Маркус? Об отцах? О матерях и их глубоких, тёмных сердцах?
О сексуальности, верно? Это как-то связано с похожим на собаку Пэлом в «Женщинах» и с лужицей, которую Пэл оставляет в своей постели как приношение маленькому Бену Маркусу. Речь идёт о размножении — тихом ужасе сексуальности. О насильственном и животном характере полового акта и о кошмарах, которые приходят после соития.
Но ничего этого нет в мире, созданном Маркусом, этом аллегорическом подобии реальности.
Это мир, в котором тела, предметы, сердца и умы не имеют границ. Перегородки между любовью и ненавистью, человеком и машиной в лучшем случае проницаемы. Это большие книги с маленькими страницами о жизни, о ежедневных и даже ежечасных противоречиях, которыми являются семья, секс и даже дыхание. Каждый глоток воздуха грозит смертью, но почему-то вы знаете, что в конце концов он изменит ваши представления о себе и своём месте в этом жестоком и прекрасном мире. Но также это душераздирающие, умные и часто смешные книги о семейной жизни, сексуальности, феминизме, идентичности, смерти, языке и просто человечности. А кто может требовать большего от любого писателя?
