1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

Тимур Нигматуллин

1916. Волчий кош

Т. Нигматуллин, 2023

ТОО «Издательство «Фолиант», 2023

Пролог

Сразу за густыми зарослями камыша на правом берегу Ишима лежал степной город. Осевшая за ночь пыль густо покрыла улицы и переулки серым налетом, и от этого город казался суфийским дервишем, свернувшимся в клубок под своим шерстяным плащом. Утром, когда грохот первых торговых повозок раздастся на базарной площади и зычный голос Махмута-муэдзина позовет на азан, дервиш проснется и в безумной пляске раскроет свой плащ. Закружатся в диком хороводе миллионы поднятых в небо пылинок, чтоб повиснуть над городом ржавой, глухой и душной пеленой.

Но пока тихо, дервиш спит. Спят, словно слепые разномастные кутята, сбившиеся у сиськи матери, и городские кварталы. Все как один, растянулись они по правому берегу реки, рядами выходя к Северному выгону.

Вот рыжая, как стог соломы, Рабочая слобода. Дома здесь, втыкаясь низкими саманными стенами в пологий бок Шубинской сопки, перекидывают плетеные огороды на репейные заросли бурьяна и плеши, идущие до Грязного булака[1]. От самана – глины, мазанной с камышом, – и цвет слободы: цвет выгоревшей под солнцем степи. До старой крепости застроилась слобода, подпирая будто специально подготовленными для поджога скирдами центральную, купеческую, часть города.

Если жухлая и худая слобода еле-еле дотягивается до сиськи, то развалившийся кудрявый увалень – Купеческий квартал – сполна получает свое. Тут и храм, и базарная площадь, и каменные и кирпичные дома в два этажа, и даже мостовая с фонарями и лавками имеется. Вдоль мостовой – женское училище, а при нем не так давно театральную труппу организовали, по воскресеньям спектакли показывают. В самом центре квартала – городская управа из красного кирпича. Вокруг управы ровными застройками стоят бакалеи, банки, питейные заведения, гостиницы да обменные по пушнине и шкурам. За ними, в сторону речки, мощными, на века вколоченными в степную землю фундаментами усажены купеческие особняки, а в самом их центре – кубринская усадьба с флигелем и садом, построенная на английский манер.

За Купеческим кварталом – Татарский городок. Дома тут двой ные, спаренные, с резными деревянными ставнями и наглухо закрытыми передними воротами. Низ домов – каменный, второй этаж – бревенчатый. Здесь на краску не скупились: одна улица – словно жар-птица крыльями машет, другая – как ящерица африканская переливается, и только третья, где дома вокруг мечети стоят, поспокойней будет – зеленая. Поболее, чем у соседей, настроено в Татарском городке лавок да торговых домов, и хоть небольшие, зато на каждой улице – мясные, мучные, хозяйственные. Что ни улица, то торг, мантышные да кумысные. Сам квартал, если окинуть взглядом, раза в три шире Купеческого, в два раза Рабочую слободу обгоняет, без мала в тиски забрал правого своего соседа – казаков.

У Казачьего стана выход на Северный выгон только через Чистый булак и остался. Казаки свои срубы на нем специально ставили, чтоб татары кольцом не сжали. Избы казачьи крепкие, с подворьями не чета слободским. И амбары, и для скотины сараи поставили. Бани круглый год дымом небо коптят. Вокруг церкви плотнее всего застроились, а сама церковь куполами своими над избами висит – вроде как оберегает. Казачий стан хоть и самый дальний сосед слободки, зато самый родственный: много кто в слободу на отставку переезжает, заново быт налаживает.

Между Ишимом и двумя булаками и разбил Шубин крепость. От той крепости одни осколки остались, станица в город выросла, а в Акмолинск теперь четыре главные степные дороги ведут и в нем же сходятся.

Часть первая. Гроза

Глава 1. «Караван прибыл-с»

Уездный начальник Акмолинска полковник Андрей Иванович Тропицкий с утра был нездоров. Оно и понятно: всю ночь играли в карты. В общественном собрании, что проходило вечерами в доме купца Сипатова, уже неделю шла большая игра. Играли против англичанина в бридж. И надо признать, местные купцы летели в пух и прах. Горный инженер из Тоттенхема успел за короткое время выиграть чуть ли не у всей достопочтенной верхушки Акмолинска. Купец второй гильдии Калистрат Силин дважды залез в долг к сартовским[2] ростовщикам и все же не смог отыграться. Его партнер по скотопромышленному торгу, по совместительству думский гласный Иван Егоров и того круче попался – заложил векселя с правом недельного выкупа. Неделя заканчивалась, выиграть местные так и не смогли. Сам Тропицкий не устоял и то ли от азарта, то ли от обиды за своих влез в игру, о чем нынче сожалел, растирая коркой лимона гудевшие виски. Он посмотрел на массивные, обитые коваными вензелями часы. И вправду, лечись не лечись, а на работу пора, хоть бы и с несвежим дыханием.

Тропицкий аккуратно отодвинул тарелку с основательным завтраком – яичница с кровяной колбасой, приправленная тушеной капустой, – и нарочито громко крякнул.

– Не дам, и не просите, Андрей Иванович, – раздался из-за двери женский голос, – вы потом сами жалеть будете. В том месяце мне строжайше наказали не слушать вас по утрам. Не дам. Не просите.

– Смилуйтесь, матушка, – сказал Тропицкий, хмурясь от головной боли, – вам ли не знать, что сегодня за день… Ведь не смогу на людях стоять – задрожу.

Двери в обеденную залу, служившую в доме Тропицких одновременно и гостиной, открылись, и в комнату вошла женщина невообразимо больших размеров, напоминавшая фигурой самовар, готовый вот-вот лопнуть. В ее руках был зажат поднос с графином и хрустальным бокалом.

– Воля ваша, Андрей Иванович, но если вы опосля снова изволите умирать и просить меня кланяться этим противным бухарцам, знайте: не бывать тому!

Тропицкий молча вздохнул, перекрестился и, откупорив графин, наполнил бокал до краев.

– Фу… – выдохнул он и запрокинул наголо бритую голову, заливая в себя спасительный напиток.

– Была бы Матрена Пална жива, да разве бы такое позволила, – с сожалением проговорила женщина и, не дожидаясь, когда бокал вернется на поднос, развернулась на выход.

– Теперь можно и на работу.

Тропицкий отер пшеничные усы. Он и впрямь оживился. Помолодел. Вытянулся в струнку.

За долгую службу он не сгорбился, в полку, считай, самый высокий был, да и в руках сила осталась: когда не болел, то двухпудовую гирю по утрам с дюжину раз кидал. На вид и пяти десятков не дашь, а ведь уже шесть с гаком. В этом году на ярмарке, что по весне у брода разбивают, с приезжим борцом-башкиром состязание устроили. Борец не Хаджимукан, конечно, но тоже титулованный. По