Преклони предо мною колена - Богумил Ржига
— Андела, — шепчет Марек. Сегодня вечером он не прислуживает, сегодня он сидит за столом как гость. И рядом с Анделой. Он не знает, как к ней обратиться и что ей поведать. На нем бархатная куртка, ворсистая, с бликами. Коснись ее — и защекочет в кончиках пальцев.
— Я понимаю, — кивает Андела, она тоже чувствует особую праздничность вечера. Ей кажется, что она из своей прежней жизни перенесена в фантастический простор свободы, волшебства и звезд.
— Ничего похожего я до сих пор не испытывал, — осмеливается сказать Марек и теребит свой крестик.
— Я тоже, — неуверенно смеется Андела, и в ее смехе слышится признание.
Со стола между тем исчезают жареные фазаны, появляется другая дичь, ее запивают вином, голоса и смех становятся громче. Пани Кунгута посылает Анделу посмотреть на спящих детей. Марек гладит опустевший возле него стул и сосредоточенно пьет. На другой стороне стола слышна возбужденная речь Дивиша и звенит звонкий заливчатый смех Бланки. Реальный мир прикрыт здесь романтической завесой.
Пан Ярослав встает, вынимает из ножен длинный острый нож и готовится к забаве, которой обычно развлекает своих гостей. Соблюдая обряд, он просит пани Кунгуту, чтобы она обозначила, в какое место опорной балки он должен вонзить нож. После недолгого колебания пани Кунгута обозначает. Примерно на уровне глаз. Минута напряженной тишины. Пан Ярослав слегка отводит руку, затем бросок, нож пролетает пятиметровое расстояние, как молния, и вонзается точно в обозначенное место.
Марек хлопает, признавая его мастерство, но еще больше потому, что радуется возвращению Анделы. Он рассказывает ей, что без нее произошло. В порыве нежности он берет ее руку, подносит к губам и целует. Андела быстро вырывает руку, как это приличествует, но вся трепещет. Теперь Марек раздосадован своей смелостью. Что ему делать? Дотронуться до Анделы — это слаще, чем ее видеть. Поцеловать ее руку — это больше, чем он может себе позволить.
Теперь очередь Дивиша. Он выступает в роли лучника. И он предлагает обозначить ему цель и отходит на еще большее расстояние — в самый отдаленный угол зала. Гости отодвигаются от стола, освобождая пространство для стрелы Дивиша. Встает и Андела, хотя никакой необходимости в этом нет. Она в растерянности, она силится улыбнуться, но это ей не удается. Не из-за обычного поцелуя руки, а из-за смутного ощущения, что минуты, которые она сейчас переживает, — это подлинная жизнь! Что ей делать? Что предпринять? Этого она все еще не знает.
Стрела Дивиша выбила обозначенный сучок. Точное попадание, шумный успех. Глаза всех обращены к Мареку. Какое участие в развлечениях сегодняшнего вечера примет Марек из Тынца? Какое оружие осталось для него?
Марек не знает, он растерян, он краснеет, его подбадривают. Вот он решается. Снимает со стены лютню и трогает пальцами струны. Струны в порядке, инструмент настроен. В глазах сотрапезников заметно восхищение. Улыбки гаснут, говор умолкает, одни лишь белесые бабочки бросаются в огонь. Марек у середины стола перебирает струны лютни, словно просит, чтобы она доверила ему именно ту мелодию, которую он ищет. Он хочет вспомнить мелодию романса, который слышал в кутногорском трактире на Нижнем рынке в исполнении бродячего певца. Проходит несколько секунд — лютня и музыкант почувствовали друг друга. Марек поет вполголоса.
У ручья белье стирала,
Что люблю тебя, не знала.
Ах, как тебя люблю!
Если б ты поцеловала,
Жизнь тебе я подарю.
Дальше он слов не помнит, но слушатели нетребовательны. С восторгом они жаждут повторения, на третий раз поют вместе с ним. Марек возвращается на свое место как в хмелю. Но Анделу он уже не находит. Она пропала, исчезла, как дух.
Марек рухнул на стул, он снова пьет красное вино, хотя уже не испытывает удовольствия. Но за стаканом вина легче думается. Что же случилось? Почему Андела ушла? Выиграл он в ее глазах или проиграл? Может быть, она руководствуется какими-то более строгими нравственными принципами, чем другие женщины? Какая она? Гордая? Скромная? Вероятно, скромная, потому и отвергает способ, каким Марек добивается ее благосклонности. Внутренняя твердость Анделы может означать и нечто иное: она любит кого-то. Но кого? Среди присутствующих здесь мужчин это мог быть только Дивиш.
Марек нерешительно оглядывается, но, увидев его русую голову возле сияющей золотом волос головы Бланки Валечовской, сразу же успокаивается. Это, конечно, не значит, что он идет спать, обретя уверенность. Совсем нет.
Утром они отправляются на кабанью охоту, уготавливая кабанам быструю и легкую смерть. Пани Кунгута остается дома с детьми, остается и пани Поликсена. Все охотники уже в седлах. У коней поутру норовисто блестят глаза, а навостренные уши ловят даже самые слабые звуки. Андела с испугом обнаруживает, что на ней чужие рейтузы. Бланке это кажется забавным. Андела после минутного смущения успокаивается и смотрит на Марека так, будто вчера ничего не случилось. Даже с некоторой кокетливостью. Ее взгляд словно говорит: ты мне не безразличен.
Марек счастлив, у него снова появляется надежда. Он глаз не спускает с Анделы. Ему кажется, что она хорошо владеет собой. В ней соединяются удивительная скромность, нежная страстность, сдержанность и врожденное достоинство.
Что я в сравнении с ней? — казнит себя Марек. Все меня выводит из равновесия, каждый порыв во мне виден, я способен на любой безумный поступок. Сердце мое взбунтовалось, и я не могу с ним совладать.
Вот Дивиш совсем другой. Его сердце тоже сильно бьется, но он оставляет в нем только надежды, желания и радости. От всяческих мук он умеет избавиться, да еще и посмеяться над ними. Вы только взгляните на него! Конь под ним вздыбился. Дивиш хохочет как шальной, воздух вокруг него превращается в вихрь, а Бланка глаз с него не сводит. Мареку кажется, что она так же весела и беззаботна, как и Дивиш. Они мелькают у него перед глазами, как две золотые звезды.
Пан Ярослав из Мечкова едет во главе процессии. Он забывает в обществе веселой молодежи, что у него болит поясница, но не забывает по-новому постричь бороду. Процессию заключают несколько копьеносцев, парни с секирами и два егеря со сворами. Собаки лают и рвутся. В нетерпеливом ожидании опасной охоты они забывают о своем собачьем достоинстве.
Въезжают в лес.