Доспехи света (ЛП) - Фоллетт Кен

Он был прав.

— Ты должна следовать своему сердцу, — сказал Спейд Элси.

— Спасибо.

Арабелла была на стороне Эймоса.

— Но как же дети — мои внуки? — сказала она. В ее голосе был страх.

— Они должны остаться со мной. Я их мать, — сказала Элси.

— Я могла бы увезти их в Кингсбридж. — Теперь Арабелла умоляла. — Со мной и Дэвидом они были бы в безопасности.

— Нет, — решительно сказала Элси. — Мы семья, нам лучше быть вместе. Я не могу выпустить их из виду.

Арабелла повернулась к Спейду.

— Что ты думаешь, Дэвид?

— Прости, что повторяюсь, но я думаю, Элси должна следовать своему сердцу.

— В таком случае я тоже остаюсь здесь. Но ты мог бы уехать, Дэвид.

Он улыбнулся.

— Я тебя не оставлю, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Я тоже должен следовать своему сердцу.

Наступила долгая тишина. Эймос понял, что проиграл.

Затем заговорила Элси.

— Что ж, на том и порешили, — сказала она. — Мы все остаемся здесь.

*

В тот вечер Сэл стояла с Китом у фермы Мон-Сен-Жан, на вершине хребта, и смотрела на простирающийся к югу пейзаж. Гроза, казалось, утихала. Солнце пробивалось сквозь разрывы в тучах, хотя дождь все еще шел. Клочья пара поднимались вверх, когда солнце нагревало промокшую пшеницу. Леса на восточном конце хребта, слева от них, были темны.

Угольная дорога, пересекавшая долину, представляла собой сплошную массу людей, лошадей и колесной артиллерии. Это прибывали выжившие после сражения у Катр-Бра. Офицеры с письменными приказами направляли их на участки склона в соответствии с планом, разработанным в Катр-Бра Веллингтоном и Де Ланси.

Сэл гадала, как далеко позади них был Бонапарт.

Они с Китом стояли у дерева, уже лишенного ветвей с листвой, которые кингсбриджские солдаты использовали для строительства временных укрытий. Джардж и еще несколько человек строили укрытие по-другому. Они ставили несколько мушкетов вертикально, воткнув штыки в землю, и набрасывали на них одеяла, образуя таким образом подобие палатки. Ни одна из конструкций не была водонепроницаемой, но любая из них была лучше, чем ничего.

Она заметила, что солдат размещают на двух фермах в долине, и указала на это Киту.

— Та, что справа, называется Угумон, — сказал он, — а другая известна как Ла-Э-Сент.

— И зачем нам защищать эти фермерские дома?

— Они создадут препятствие на пути Бонапарта, когда он захочет нас атаковать.

— Они не смогут остановить всю его армию.

— Возможно, нет.

— Значит, этих людей принесут в жертву.

— Не наверняка, но весьма вероятно.

Сэл была глубоко благодарна, что 107-й пехотный полк не был выбран для этого задания. Не то чтобы ее собственные перспективы были очень хороши.

— Интересно, сколько из нас умрет здесь завтра, — сказала она. — Десять тысяч? Двадцать тысяч?

— Больше, наверное.

— Это последний бой Веллингтона?

Кит кивнул.

— Если нас здесь разобьют, ничто не удержит Бонапарта от Брюсселя — и победы. И тогда французы будут господствовать в Европе многие годы.

Это было то, о чем говорил Спейд, вспомнила Сэл.

— Что до меня, то пусть бы французы забирали свою Европу, — сказала она. — Я просто хочу, чтобы моя семья вернулась домой живой и здоровой.

— Для Бонапарта это тоже вопрос жизни и смерти, — сказал Кит. — Если мы сможем уничтожить его армию здесь, мы дойдем до самого Парижа. Это будет его конец.

— И я полагаю, тогда мы вернем французам их толстого короля.

Тучный Людовик XVIII не был ни компетентен, ни популярен, но союзники были полны решимости восстановить французскую монархию и доказать, что республиканская революция была провалом.

— И за это завтра здесь умрут двадцать тысяч человек, — сказала Сэл. — Я этого не понимаю. Скажи мне, мой умный сын, я глупая? Или это правительство глупое?

Джардж выбрался из импровизированной палатки, его брюки были мокрыми от грязи, и выпрямился.

— Еды нет, — сказал он Киту. Его тон предполагал, что он винит в этом офицеров в целом и Кита в частности.

— Большую часть припасов выбросили в панике у Женапа, — сказал Кит.

Сэл вспомнила, как опустошали продовольственные повозки.

— Наш ужин в канаве, — сказала она.

— Мы могли бы сварить ту картошку, — сказал Джардж.

У Сэл все еще был мешок картошки за спиной. Она так привыкла к ноющей боли, что даже не удосужилась сбросить ношу.

— А на чем мы будем ее готовить? — сказала она. — Все слишком мокрое, чтобы гореть. Даже если бы тебе удалось разжечь огонь, ты бы получил дым, а не пламя.

— Мы что, будем ее сырой есть?

— Ты могла бы отнести ее в деревню Ватерлоо, мама, — сказал Кит. — Это примерно в трех милях к северу отсюда. Там наверняка найдется кто-нибудь с печью.

— Ты просто хочешь убрать меня с поля боя.

— Признаю свою вину, — сказал Кит. — Но что ты теряешь?

Сэл на минуту задумалась. Здесь она ничем не могла помочь Джарджу и другим кингсбриджским солдатам. Она могла бы хотя бы попытаться приготовить картошку и накормить их.

— Хорошо, — сказала она. — Я попробую.

42

Дождевые тучи скрывали луну. Сэл почти ничего не видела. Она понимала, что идет по дороге, только по ощущению булыжников под подошвами сапог, которые она сняла с мертвого офицера. Когда нога соскальзывала в грязь, она понимала, что сбилась влево или вправо. Изредка сквозь ставни коттеджей пробивался огонек от догорающей свечи или от угасающего огня. Деревенские жители не засиживались допоздна. Хоть и слабый, этот огонёк давал ей надежду, что где-то есть свет и тепло.

Она брела под проливным дождем, пересчитывая свои удачи. Кит был еще жив, и Джардж тоже. Она сама была невредима, несмотря на жестокость битвы у Катр-Бра. И завтрашняя битва могла стать последней, так или иначе. Если они переживут ее, ей и ее семье, возможно, больше не придется рисковать жизнями на войне.

Или, может быть, это было слишком оптимистично.

Как бы то ни было, она несла пятьдесят фунтов картошки, и, хотя спина от болела от тяжести, она была рада, что они у нее есть. Она не ела с самого утра, да и то ее завтрак состоял из сыра без хлеба.

Увидев несколько огоньков вместе, она поняла, что находится в деревне. По ее прикидкам, время приближалось к полуночи. Должен был быть один человек, пекарь, который наверняка не спал и работал несмотря на поздний час. Но как его найти?

Она продолжала идти по дороге, пока огней не стало меньше, и поняла, что зашла слишком далеко, затем развернулась и пошла обратно. Ей придется постучать в дверь, разбудить кого-нибудь и спросить дорогу.

Тут она почувствовала запах дыма. Это был не пепельный запах догорающего кухонного огня, а резкий аромат пламени, возможно, из печи. Она завертелась, принюхиваясь к воздуху с разных сторон, и пошла туда, где запах был сильнее всего. Он привел ее по болотистой тропинке к дому, где было много света. Ее нос, казалось, уловил аромат свежего хлеба, но, возможно, это было ее воображение. Она сильно постучала в дверь.

Дверь открыл толстый мужчина средних лет. На его одежде были белые пятна, а бороде была вся в белой пыли. Этой белой пылью, несомненно, была мука, и он был пекарем. Он раздраженно заговорил с ней по-французски, но она его не поняла.

Она выставила руку и придержала дверь. Пекарь, казалось, удивился ее силе.

— Мне не нужен хлеб, — сказала она. Используя несколько французских слов, которые она подхватила в Брюсселе, она сказала: — Cherche pas de pain.

Пекарь сказал что-то, что, вероятно, означало, что в таком случае она ошиблась лавкой.

Она без приглашения вошла внутрь. Было тепло. Она развязала веревки, державшие мешок, и опустила свою ношу. Спина заболела еще сильнее, когда вес исчез. Она положила мешок на стол, где пекарь месил тесто.

Она указала на картошку, а затем на большую печь в углу комнаты.

— Cuire, — сказала она, что, по ее мнению, означало «готовить». Затем она использовала фразу, которую выучила. — Je vous paie. Я вам заплачу.