Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Но первым делом Асмунд осознал звук.
Раздавался рев рога, но незнакомый – это был не Разрушитель Мозгов, всем в дружине Вальгарда привычный. А потом послышался крик множества голосов – дикий вопль, будто из леса выскочила тысяча троллей. Асмунду не приходилось видеть настоящих берсерков, но он слышал от отца, что викинги часто подражают им – чтобы пугать противников.
В темноте чужого леса этот крик и впрямь нагонял жуть.
И еще казалось, что их целое войско и они повсюду!
Надо думать, дозорных викинги сняли заранее, потому что никто другой и не пытался разбудить дружину Вальгарда.
Сразу началась свалка.
Асмунд знал, что в жизни все бывает не так красиво, как в саге о битве при Бровеллире, но все же растерялся. В темноте шла непонятная суета, раздавались бессвязные крики, валились палатки и под ними дергались не успевшие выползти люди. Кто-то метался, кто-то падал, а Асмунд не мог даже разобрать: где свои, где чужие, кого бить?
Он успел нахлобучить шлем, но не мог даже завязать ремешки: руки были заняты мечом и щитом. Выглядывая из-за края щита, он замечал скользящие во тьме белые пятна – будто духи!
Потом оказалось, что викинги повязали себе на рукава белые тряпки, чтобы во тьме отличать своих.
Вальгард со старшими хирдманами тоже обсуждали возможность напасть ночью, но отказались от нее: в месяц травень еще слишком темно, а они слишком плохо знали местность.
Враги сделали этот выбор за них.
Единственное, что Асмунд сообразил сделать, – это встать спиной к дереву, чтобы хоть обезопасить себя сзади.
И тут до него долетел крик:
– Ко мне, люди Вальгарда! Все ко мне!
У Асмунда отлегло от сердца. В битве главное – знать, где твой вождь.
Потом раздался знакомый звук – боевой рог по прозванию Разрушитель Мозгов, собирающий дружину к вождю.
Асмунд кинулся туда. Справа блестела река, на песке чернели лодки.
Воевода ночевал в лодке и теперь стоял перед ней – уже в шлеме, будто в нем и спал.
И кричал без передышки:
– Ко мне! Все ко мне!
Трудно сказать, многие ли сумели расслышать его в таком шуме. Но хуже всего было то, что викинги его тоже слышали. Разумеется, при Вальгарде имелись телохранители: они и ночью спали вокруг него, а сейчас были на ногах. И первыми встретили нападавших.
Из тьмы выскочил кто-то с белой повязкой на рукаве; Гардар полоснул его мечом по животу, и тот упал с воплем. За спиной у Вальгарда и его людей была река, но возле лодок викинги значительно превосходили их числом.
Асмунд бежал изо всех сил.
Поскользнулся в грязи, упал, но не выпустил оружия, боясь в темноте потом не найти. Поднялся, опираясь на щит. Ноги разъезжались, в этот миг он был совсем беспомощен и представлял собой легкую жертву, однако темнота в этот раз его спасла.
Когда он утвердился на ногах, звуки драки раздавались уже почти вплотную.
Судя по шуму, сражались три-четыре десятка человек. На фоне речной воды он различил знакомый силуэт Вальгарда с наполовину разбитым щитом. Тот рубил направо и налево, как бешеный! Слева от него бился Гаут; но не успел Асмунд его толком разглядеть, как тот уже упал.
Вальгард не замечал, что его бок остался открытым. Но Асмунд теперь знал, куда ему встать. Скользя по грязи и больше всего на свете желая лишь не грохнуться еще раз, он устремился к родичу-воеводе.
И вдруг, прямо у него на глазах, Вальгард упал.
Асмунд сперва подумал, что вождь тоже поскользнулся. И лишь чуть погодя осознал, что в тот миг рядом с ним что-то блеснуло.
И словно развеялись чары: Асмунд осознал, что уже некоторое время орет во все горло, но сам себя не слышит. Кто-то из викингов стоял к нему боком – он ясно видел белую повязку на рукаве. Заметив Асмунда, тот развернулся и рубанул мечом; парень присел, пропуская удар сверху, как тысячу раз делал во время упражнений, и так же безотчетно, заученным движением ударил в ответ над плечом. Противник завалился, Асмунд перепрыгнул через тело и наткнулся на своих.
Кого-то волокли на руках в лодку, Асмунд сообразил: это Вальгарда несут, он же ранен.
До слуха донесся звук Разрушителя Мозгов: трубили «все назад».
– Отходим! – что есть мочи орал Лейв. – Все назад! Все в лодки!
Успевшие добежать до вождя спешно выстроили «стену щитов» и стали пятиться к лодкам.
Раненого Вальгарда уже унесли.
Асмунд не замечал, что вошел в воду, пока не наткнулся спиной на что-то высокое и твердое – это оказалась лодка.
Держа перед собой меч и щит, он прикрывал товарищей, пока они толкали лодку на глубину, и пятился в воду. Смутно виднелись перед ним фигуры викингов, он не решался повернуться спиной к берегу и даже не слышал, что ему кричат; в конце концов его взяли за плечи и втянули в лодку.
Она тут же отплыла.
Только теперь Асмунд опомнился и выпустил щит. Руки были как деревянные, но раньше он этого не замечал. Рядом втаскивали через борт еще кого-то из своих. Викинги не преследовали их, и потрепанная плесковская дружина на веслах двинулась обратно, вверх по течению Наровы. Шли всю ночь, осторожно продвигаясь вперед: все равно было не видно, где можно пристать. Лейв, оставшийся за старшего, рассчитывал утром найти помощь в каком-то из знакомых селений: обиходить и перевязать раненых, в первую очередь – Вальгарда.
Но к утру, когда стал виден берег и появилась возможность выбрать место и причалить, вождю помощь была уже не нужна.
Пока они плыли во тьме, он скончался от полученной раны.
В тот день случилось столько всего, что когда я об этом вспоминаю, мне кажется, это был не один день, а целая вереница дней.
С утра мы с другими моими сестрами, которые из Люботиной веси, ходили выбирать березку. Про выборы Лели даже разговору не было: все знали, что это будет Эльга.
Во-первых, она была самая красивая – и у нас в усадьбе, и в Люботиной, и даже в Плескове. А во-вторых, она дохаживала в девках последнюю весну: осенью ее увезут в Зорин-городок. И я поеду вместе с ней, у нас давно так было уговорено.
Пожалуй, тогда я впервые осознала, что это последние в нашей жизни весенние венки. Пять лет, с тех пор как надели поневы, мы приносили сюда цветы, но через год мы будем очень далеко от нашего Варягина… и от Великой, и от Русальего ключа, и от Ладиного камня…
А что нас ждет там, на том берегу нашей будущей жизни?
В первый день в наших краях березку только выбирают, но еще не наряжают. А после этого ходят к Русальему ключу и Ладиному камню и везде оставляют венки.
Рассказывают, что русалки зиму спят в ключе, а как проснутся – на белый свет выходят. Поэтому перед тем как наряжать березы, девушки ходят всегда к ключу и там в первый раз кладут венки и красные яйца.
Из рощи мы все пришли с двумя венками: один на голове, другой в руках.
Берег Великой – известковый, обрывистый, и ключ вытекает прямо из него, сбегая вниз множеством прядей. Наверное, его потому и зовут Русальим, что похож он на распущенную девичью косу.
Мы встали по сторонам – нас было много тогда, десятка два, все, кто есть в нашем Варягине и в Люботиной веси. А Эльга пробралась на камень прямо посреди потока. И мы стали «будить русалок», как это называется. Эльга первая запевала, а мы подхватывали, хлопали и притоптывали на месте, будто пляшем и русалок приглашаем, но пока тихонько – они же еще не резвые спросонья.
Русалочки-душечки, серые кукушечки,
Мы к вам пришли, вам веночки принесли.
Собирайтеся, снаряжайтеся,
В белый свет выбирайтеся.
В чисто поле – погулять,
В луг зеленый – поплясать,
В лес густой – поскакать,
С нами песни поиграть.
Потом все мы раскладывали свои венки на камнях среди воды и вокруг, и Эльга снова пела первая, а за ней остальные:
Я умоюся росой,
Чистой девичьей красой,
Опояшуся зарей, частой звездой.
Вода-водица, белая сестрица,
По телу сбегай, тело омывай,
Чтобы были мы лицом белы,
А красотой красны.
И тогда в первый раз можно было из Русальего ключа умываться.
Мы все и умывались: были в одних сорочках, косы расплели, как будто тоже были
