Руны земли - Георг Киппер

Инги, слушая Хотнега, его бессвязные описания ее улыбок, слов, прикосновений, думал, как мало может передать человеческое слово и как много может увидеть человек в другом всего за два вечера, разделенных несколькими месяцами. Инги тут вспомнил, что какая-то банщица рассказывала осенью про вендов-ободритов, про их жизнь на западе, и спросил Хотнега, не она ли это была.

– Да, да! – радостно подтвердил Хотнег и добавил нерешительно: – Может быть, вернемся? Ты мне одолжишь серебра и я ее выкуплю?

Инги продолжал править кормовым веслом, глядя мимо лица Хотнега вперед.

– Не слышал, чтобы банщицы становились хорошими женами, к тому же у нее нет ни приданого, ни родственников, которые стали бы тебе союзниками, – проговорил Инги так, как сказала бы его мать Гудрун. Хотя сам подумал, что девчонка Хотнега действительно милая и ловкая и совсем не похожа на шумную и неказистую Туоми, с которой тот дружил прошлой осенью.

Парни продолжали ладно грести, с каждым движением они все дальше уходили между ярко-зелеными ивами, ольхами и черемухами, склонившимися над темной водой. Солнце слепило глаза, отражаясь на мелкой ряби, первые синие бабочки порхали над осокой, в воздухе стоял шум от просторного пения птиц.

– Осенью твой отец собирается сходить в Хольмгард, на Ильмери, там железо подороже будет… Может, возьмем ее в следующий раз? – проговорил Хотнег.

– Суши весла, – приказал Инги.

Без вопросов Инги развернул лодку, и они молча поспешили обратно. Только Альвстейн закряхтел, словно ему срочно надо было домой и вот опять задержка.

Она все еще сидела на берегу, Инги улыбнулся, и Хотнег, увидев его улыбку, догадался, обернулся и просиял. Она встала и смотрела потерянными глазами на гребцов. Лодка ткнулась в берег. Инги, не дожидаясь зрелища, как они будут говорить и будут ли вообще говорить, пошел прямо к Миронегу. Он нашел его на скотном дворе и сказал, зачем пришел.

– Возвращаться – плохая примета, – пробурчал Миронег.

– Откладывать – плохая примета, – ответил Инги.

Миронег пожал плечами и назвал явно завышенную цену, но Инги сказал, что они с отцом думают, выгодно ли им будет ехать с грузом железа в Хольмгард, или все продать поближе, на торгу у Орьяд-йоги. Миронег, почуяв, что Инги может осенью не доехать до него, чуть уступил. Инги попросил сбросить еще. Миронег еще чуть уступил. Инги, назвав Хотнега соплеменником Миронега, пытался торговаться дальше, но Миронег уперся. Подошли Хотнег и его девушка.

Все вместе они прошли к дому Миронега, призвали свидетелей, и прямо на высоком крыльце Инги дал Хотнегу тридцать дирхемов серебра, а тот сам рассчитался с Миронегом. Ударили по рукам, свидетели подтвердили, что все прошло честно и по обоюдному согласию.

* * *

Лодка Инги вновь пошла вниз по Лауге-реке. Девушка, как самая легкая, сидела на носу лодки с узлом своих вещей и недоверчиво смотрела на спину Хотнега. Альвстейн устроился рядом с Хотнегом, хотя и не брал весло в руки. Тойво распевал тихие песенки на лесном языке, греб и довольно поглядывал на Инги. Тот старался смотреть далеко вперед, мимо глаз друзей, которые были благодарны ему за щедрость и решительность.

Следующие дни были самыми веселыми за все время похода. Хотнег светился улыбками, оборачиваясь то и дело на ту, которую уже назвал невестой и пообещал при отце назвать женой, а она время от времени пела и тихо смеялась своему счастью. Тойво поддерживал ее и в том, и в другом, а Альвстейн рассказывал смешные истории, отчего весла то и дело сбивались с ритма.

Нежная зелень светилась на солнце и отражалась вместе с голубым небом в поверхности темной воды. Река медленно, без усилий несла их к дому. Инги сидел на корме и удивлялся, что если в Алдейгье он скучал по Илме, то теперь чем ближе был дом, тем чаще мысли его возвращались к Тордис.

Наконец Инги стал узнавать берега. Мучительное ожидание встречи с родными заставило его отказаться от лишней ночевки. Солнце, почти не заходящее ночью, позволило плыть не останавливаясь, и вот, когда северный край неба озарялся не то закатом, не то восходом, они в серых сумерках вышли за знакомый поворот. Впереди, на высоком берегу за слиянием Лауги и Лемо-йоги, увидели они гард Торлейва в окружении темных сосен. В серебристой от росы траве трещали коростели, переливистые трели соловья были такими громкими, что казалось, он поет прямо в лодке. Они свернули в родную реку, по которой спускался туман, и тихо причалили к мосткам, там, где чалил прошлой осенью свою лодку Хельги.

Залаяли собаки. Инги, зная, что его услышат, крикнул в ночной тишине, что Инги вернулся. Его крик повторился в туманном лесу:

– Инги вернулся!

Собаки чуть не задохнулись в бешеном лае, наверху появились люди. Инги направился по знакомой тропе к высокому и крутому, как на Олхаве, коренному берегу. Оглянулся туда, где осенью они по колено в воде волокли бревно. Теперь там в тумане лежали коровы, поднявшие на шум свои рогатые головы. Распластав крылья, лесная птица бесшумно скользнула над ними.

Собаки с лаем выскочили на Инги, по тропе спускались работники Торлейва. Инги крикнул, что это он, и когда до них дошло, кто приехал, они начали кричать домашним, что Инги вернулся. Лес повторил за ними опять:

– Инги вернулся!

Тишина ночи распалась на время, пока перекликались люди, но вот и крики и лай прекратились, и она вновь залила всю округу. Лишь поет соловей да скрипит коростель. У ворот гарда Инги встретил с секирой на плече Торлейв.

– С возвращением, Инги! С возвращением, Альви! Что это ты так хромаешь? Во как! Главное, сам жив! Хей, парни, – Торлейв отдал работнику секиру и обнял каждого. Он не стеснялся выражать свои чувства.

Заспанная Гюда встретила их на пороге дома, поцеловала Инги.

– Какая у тебя славная бородка! – просияла улыбкой Гюда и потрепала его по голове так, словно он только вчера был здесь и вот снова зашел.

– У тебя дочь родилась, – сразу сказала она главную новость. – Мы с отцом ездили к Хельги, окропляли ее водой. Привет, Хотнег! О, Тойво, здравствуй, какой ты стал пригожий… Вот Илма порадуется! Хотели Гудрун назвать, в честь твоей матери, но лесные люди плохо выговаривают такие имена, назвали Алов. С твоей Илмой все в порядке, с отцом тоже, он уехал по делам, в Хольмгард, что ли?

– Я виделся с ним в Алдейгье несколько дней назад! Жив-здоров, тебе привет передает и гостинцы.

Гюда хлопотала у очага, напевая знакомую песенку. Инги, морща лоб, пытался вспомнить, где он ее слышал. Наконец она поставила на стол блюдо с подогретыми тушками копченой