Фау-2 - Роберт Харрис

— Почему? Вы бы предпочли, чтобы я сгорел вместе с ракетой?

— Разумеется, нет. Мне просто любопытно, почему патруль СС сообщил, что в момент взрыва вы находились в закрытой зоне у берега, довольно далеко от места запуска.

— Я, очевидно, передавал сигналы британской подлодке.

Когда Зайдель не сдержал смешок, Бивак резко повернулся к нему:

— В этом нет ничего смешного, лейтенант!

— Я это понимаю. Шток был моим другом. Не вам читать мне нравоучения.

— Довольно, господа, — оборвал их Хубер. И, обращаясь к Биваку, пояснил: — Доктор Граф прибыл из Пенемюнде как технический связной офицер — в связи с множеством доработок ракеты. Его присутствие на каждом запуске не требуется — это физически невозможно.

— Я не утверждаю, что доктор Граф виновен, — ответил Бивак, — но если бы он был там, возможно, заметил бы неисправность ракеты. Очевидно же, что неисправность была. Возможно ли, что это был саботаж?

— Крайне маловероятно, — сказал Хубер. — Практически невозможно. Хотя безопасность — в ведении СС.

Все обратили взгляды к командиру СС. Дрекслер, несмотря на свою внушительную фигуру и высокое звание, говорил с подчеркнутой вежливостью — его репутация не позволяла иного.

— Меры безопасности очень строгие. Ракеты тщательно охраняются с момента выхода с завода — из Нордхаузена — и вплоть до доставки сюда. На всём пути они под присмотром технических частей. Да, в начале кампании были случаи саботажа со стороны иностранных рабочих на заводе, но мы приняли жёсткие меры — и с тех пор подобных инцидентов не зафиксировано.

Жёсткие меры, подумал Граф. Лучше даже не представлять, что это значило. Ему хотелось сказать: послушайте, вы что, сошли с ума? Эта ракета — самый сложный инженерный проект в истории, и никто из её разработчиков не рассчитывал, что их будут собирать как сосиски — по одной каждые полтора часа. Но вслух он произнёс:

— Ракета проверяется и перепроверяется технической частью с момента прибытия на станцию. Так что если только штурмшарфюрер Бивак не считает, что среди наших солдат завелись диверсанты…

— Я этого не говорил!

— …значит, взрыв произошёл из-за технической неисправности. Или, точнее, из-за цепочки неисправностей, наложившихся друг на друга. Я осмотрел место с лейтенантом Зайделем, но там нет ничего такого, что дало бы нам прямую подсказку, что именно пошло не так. Нам остаётся только строго следовать предзапусковой процедуре и не сокращать её ни при каких обстоятельствах — даже если есть искушение запускать как можно больше ракет в день.

Хубер вспыхнул и злобно уставился на Графа, но промолчал.

— Шах, — сказал Зайдель.

Граф опустил взгляд на доску. Он думал о девушке в лесу под Вассенаром. Что она там делала? Он не жалел, что отпустил её. В нынешнем настроении СС, если бы он её сдал, расстрел был бы ещё лёгким исходом. Он положил палец на короля. Можно было снова сделать ход — потянуть время. Может быть, Зайдель ошибётся, он не самый сильный игрок. Но Графу стало лень. Он опрокинул фигуру.

— Сдаюсь.

— Наконец-то! — Зайдель быстро начал убирать фигуры, словно опасаясь, что Граф передумает. — Ещё партию?

— Прости, я слишком устал.

— Тогда по рюмке? — Он кивнул ординарцу: — Два коньяка.

— Коньяка нет, герр обер-лейтенант.

— А что есть?

— Кюрасао.

Зайдель сморщил нос:

— Пусть будет он.

Когда ординарец ушёл, Граф спросил:

— Это заведение сегодня утром…

— Что с ним?

Зайдель складывал фигуры в коробку.

— Кто эти женщины?

— Да кто угодно. Немного голландок, француженки, польки. Всё официально, армия его курирует.

— А где берут женщин?

— В основном узницы из лагерей. Есть и прежние профессионалки. А что?

— Звучит мрачно.

Зайдель пожал плечами:

— Все хотят выжить.

— Ты бывал там?

— Раз или два.

Ординарец вернулся с двумя стаканами ярко-синей жидкости.

Граф сказал:

— Похоже на медный купорос.

— И пахнет так же. — Зайдель сделал глоток. — Но на вкус не так уж плохо. Попробуй.

Он подождал, пока Граф пригубит.

— Что скажешь?

— Бензин с апельсиновым оттенком. — Тем не менее он осушил стакан. Поиграл им немного в руках, затем поставил на стол. — Пойдём?

— Куда?

— В это заведение.

Зайдель рассмеялся:

— Милый Граф, ты меня поражаешь каждый день. Ты серьёзно?

— Нет. Не совсем. Забудь, что я сказал.

— Но теперь ты мне подал мысль. — Зайдель осушил свой стакан. — Почему бы и нет? По крайней мере, выберемся из этого морга.

Граф чувствовал, как за ними наблюдают, пока они направлялись к двери.

Хубер окликнул их:

— Спокойной ночи, господа!

Они спустились по лестнице мимо чёрно-белых фото довоенных курортников и вышли на пустынную набережную. Ветер нёс запах соли и водорослей. Где-то хлопал навес. Стальной трос глухо стучал о металлический столб. Огромная громада «Палас-отеля» с башнями и куполами напоминала севший на мель океанский лайнер. Вид на пляж заслоняла бетонная стена с колючей проволокой.

«Кюбельваген» Зайделя одиноко стоял на пустом пятачке. Он включил затемнённые фары, завёл мотор и вывернул по мокрому асфальту. Граф высунул руку в окно и почувствовал брызги.

Зайдель спросил:

— У вас в Пенемюнде, наверное, были женщины?

— Конечно. Сотни.

— И? Какие они были? Молодые? Старые?

— В основном молодые. Секретарши. Ассистентки. Были и математики. Старшим инженерам разрешали привозить семьи.

Зайдель на секунду замолчал.

— Ты женат, если не секрет?

— Нет. А ты?

— Да. А что? Думаешь, имеет значение, если я пойду в бордель?

— Не для меня.

Зайдель рассмеялся:

— Ну если у вас там было столько женщин, ты, Граф, наверняка нашёл свою?

— Нашёл.

— И?..

— Её звали Карин. Она погибла во время авианалёта.

— Ах… Прости.

Граф снова высунулся в окно, подставил лицо ветру. За всё время в Голландии он впервые произнёс её имя вслух.

Атака Королевских ВВС на Пенемюнде, получившая кодовое название «Операция Гидра», была проведена в почти идеальных условиях: в ночь с 17 на 18 августа 1943 года, под безоблачным небом при полном месяце. В 23:00 восемь «Москито» сбросили сигнальные огни и пару десятков бомб над Берлином, чтобы ввести немцев в заблуждение, будто целью атаки станет столица. Люфтваффе подняли в воздух 150 истребителей. Пока они прочёсывали пустое небо над городом, а 89 батарей ПВО выпустили более 11 000 снарядов по мнимым противникам, ровно после полуночи, в 200 километрах к северу, 600 тяжёлых бомбардировщиков пересекли побережье.

Население Пенемюнде в ту ночь составляло почти двадцать тысяч человек: инженеры, учёные, техники и их семьи; механики, клерки, секретарши, машинистки, охранники, повара, учителя, строители и иностранные рабы — в основном французы и русские. Вечер того вторника был жарким и тихим. Рабочие-рабы были заперты в деревянных бараках за