Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов
– Дядя, держи!
Трифон Аркадьевич и рад бы попридержать коней, да они, ретивые, не слушаются, а все быстрее и быстрее мчатся по грязной дороге. Рессорный ходок то взлетает, то ныряет на ухабах, с визгом выписывает спирали. Лошади на поворотах ложатся как-то на бок, а бег все наверстывают и наверстывают…
Перелески, колки, лога, бугры, зеленые ковры, пашни, сосны у дороги – все мимо, мимо! Воздух свистит и поет, как колдунья, на разные лады. Ветер крутит глаза, выщипывает слезы… Цепко держась за ременные вожжи, Трифон Аркадьевич изогнулся вперед, словно ястреб на уступе скалы, готовый прыгнуть на крыльях в пропасть. Ольга жмется, старается смотреть вперед и не может – дух захватывает! Вдруг Трифон Аркадьевич закричал: «Тпру!.. Тпру!.. Черт, Белка!.. Тпру!» Он заметил впереди ложок, похожий на выемку кавалерийского седла. На гребне ложка виднелись трое. Они махали руками и что-то кричали. Трифон Аркадьевич изо всей силы натянул вожжи, они лопнули, и он кубарем через спину бухнулся в коробок Ольге под ноги.
Лошади не могли остановиться на короткой дистанции и, как птицы, метнулись с гребня ложка в воздух… Какая-то мощная сила выхватила седоков из коробка и трахнула оземь…
Трифон Аркадьевич недоумевал: как все это произошло и почему? В седле ложка стоял легковой фордовский автомобиль, принадлежавший главному инженеру американской концессии мистеру Клерну. Сам инженер почти никогда не пользовался автомобилем. Работая в тайге близ прииска Благодатного, мистер Клерн отдал машину в полное распоряжение жены. В этот раз на машине ехали миссис Бетти – жена мистера Клерна, личный секретарь инженера и шофер. Машина буксовала в логу, на крутом подъеме. Ретивые бегунцы сделали прыжок в сторону от машины и тем предупредили столкновение. Но рессорный ходок перевернулся и выбросил в грязь пассажиров.
Охая и кряхтя, Трифон Аркадьевич с трудом приподнялся на локтях. Перед ним, в дорожных костюмах и горных ботинках с крагами, стояли и ругались двое американцев. В двух шагах от них стояла с расширенными от испуга глазами миссис Бетти.
– Куда летел? – спрашивали Трифона Аркадьевича.
– Пьяный? Совсем без ума?
– Что ви наделал?
– Мы кричал: занято! Куда летел?
– Совсем не знал, что делал?
Американцы кричали и топали, двигали руками и локтями, готовые вступить в драку. Трифон Аркадьевич, не обращая на них внимания, встал на ноги и осмотрел себя.
– Фу, грязища! – Жидкая грязь сплывала с него, словно он поднялся с илистого дна пруда.
Американцы, опустив кулаки, вдруг расхохотались. Подошла миссис Бетти.
– Ох, как ви летел! – восторженно сказала она. – Я совсем думал, вас нет… Ваши кони!.. Ох, здоров! – Не владея хорошо русской речью, она прижала руку в перчатке к сердцу и заговорила по-английски.
Трифон Аркадьевич прислушался к чужой речи – по выражению лица его можно было думать, что он, не понимая языка миссис, отлично разбирается в ее чувствах.
Подошла Ольга – угрюмая, сердитая. Миссис Бетти Клерн внимательно посмотрела на нее своими зеленоватыми глазами. О, она знает эту женщину! Она – золотоискательница? Ее звать Ольга? Да?
– О! Я вас знайт! Ви счастлив золотоискатель. Говориль, ви много добиль золота территорий концесси.
Ольга хитровато прищурила карие глаза.
– Говорят разное. Да ведь мало ли о чем говорят?
Шофер и плечистый американец с рыжими усиками вывели, наконец, с помощью Трифона Аркадьевича фордик из ложка. Трифон Аркадьевич робко взглянул на племянницу, кашлянул и как бы про себя обронил:
– Подумать только, какие дикие лошади! А?..
– Не лошади дикие, а руки у тебя стали слабоваты, – сердито проговорила Ольга.
– М-да… Надо полагать, кони ударились вдоль по дороге… – Размышляя вслух и горбатясь более обыкновенного, Трифон Аркадьевич пошел разыскивать тройку.
Дождь стих. Американцы уехали. Мутная туча передвинулась к горизонту, снова выглянуло солнце, и стало так тепло, как это бывает весною после дождя… Спустя полчаса подъехал Трифон Аркадьевич на своих конях. Долго осматривал он свой поврежденный ходок. Движения его были значительны и важны, словно он проверял не обычные рессоры, а какую-то сложную машину. Ольга, наблюдая за дядей, хмурилась:
– Важности-то в тебе сколько! – заметила она. – Ну да ладно, поедем мы или не поедем?
Трифон Аркадьевич не сразу ответил Ольге. Выбил мундштук, продул его, положил в карман френча, посмотрел на свои железнодорожные часы «Павел Буре» и только после этого объявил:
– Ну, обсушились малость, можно и в путь. До Белой Елани тут рукой подать.
В пятом часу вечера, промчавшись длинной улицей приискательского села, Трифон Аркадьевич лихо осадил тройку у подъезда каменного особняка, принадлежавшего когда-то золотопромышленнику Ухоздвигову. Ему не хотелось встречаться со старыми приятелями, и он еще дорогой решил к ночи вернуться домой. Поэтому Трифон Аркадьевич поторопился распрощаться с племянницей и, не теряя времени, ухарски гикнул на тройку. Не успевшие остыть разгоряченные кони с места взяли в галоп, и только облаками поднятой пыли да звенящей трелью колокольцев отметил Трифон Аркадьевич свое пребывание в Белой Елани.
Ветерок разогнал пыль. Колокольчики замерли за околицей…
Настасья Ивановна, мать Никиты Корнеева, заведующая Домом приискателя, встретила Ольгу в садике у калитки. Она видела в окно, как лихо укатил на тройке Трифон Аркадьевич, и только покачала головой: «Хорош!.. Даже проведать не зашел». Обнимая Ольгу, она всплакнула:
– Ждала, ждала тебя – сердце изныло… – И, разглядывая Ольгу, заметила: – Лицом-то похорошела. Все молодеешь. Хоть бы ты замуж вышла, что ли? А невесела. Не удалось, видать, уговорить дядю вернуться на драгу? Что и говорить – не приискательский дух у Трифона. Не-ет, не приискательский…
Вдова погибшего в гражданскую войну главного механика с Благодатного, Настасья Ивановна третий десяток лет жила среди приискателей и привыкла оценивать людей прежде всего по их умелости и удачливости в приискательском деле. Ольгу Федорову она полюбила, и всякий раз, когда та приезжала в Белую Елань, уступала ей маленькую горенку. И Ольга, как только переступала порог небольшой квартирки Корнеевых, чувствовала себя как дома.
III
Прошло девять дней.
Поздним прохладным вечером, когда звезды в небе разгорались все ярче и ярче и все вокруг окутывалось непроницаемым мраком, Ольга сидела в садике около Дома приискателя, зябко кутаясь в большую, как одеяло, шаль Настасьи Ивановны. Огненно-рыжий Нюхозор черным клубком лежал у ее ног, дремал и, изредка поднимая голову, сердито взглядывал на хозяйку: «И чего ей не спится?»
На поселенческой стороне Белой Елани, в Щедринке, девчата пели украинские песни. Где-то на дальнем конце
