Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт
Фрейд, по словам Гусакса, твердо верил, что любые попытки локализовать отдельные мысли или возбуждения в тех или иных нервных клетках или областях мозга обречены на провал.
Ну когда это было заметил Пински. Но можно согласиться, что обе наши дисциплины изучают организацию этих двух ипостастей мышления. Именовать их можно по-разному. Можно говорить о рациональном и интуитивном, логическом и дологическом, реалистическом и аутистическом. Возвращаясь к теме программы, отметим, что иногда выделяют также оппозицию «обыденного» и «творческого» мышления: как если бы творческое всегда было иррационально, укоренено в хаосе и многообразии. В категориях компьютерного программирования принято говорить о параллельной и последовательной обработке. Это примерно соответствует тому, что Фрейд называл «первопроцессом» в противовес «вторичной переработке». И все мы видим тот момент, когда первопроцесс, так сказать, вторгается в рациональное, вызывает всплеск, срыв во фрейдизм, который также может быть «творческой» ошибкой или интуицией. В конце концов нам удастся описать те механизмы, создающие неизбежные сцепления памяти и забывания, с помощью которых Фрейд приходил к своим аналитическим откровениям. Вот, изволите видеть, история в духе Фрейда.
Гусакс загадочно прикоснулся кончиками пальцев к сжатым губам и опустил веки.
Вот история, рассказанная Хедли Пински, история, рассказанная самим Фрейдом, которая в некотором смысле является историей, рассказанной Вергилием. Ей было суждено сыграть неожиданную роль и в других историях, в том числе и в истории Фредерики. Она в мгновение ока радует слушателя своей словесной изящностью и при этом охватывает биологию и историю человечества, как круги вокруг брошенного в темный бассейн камня.
Однажды Фрейд встретил в поезде юношу. Тот, будучи евреем и представителем научных кругов, его знал. Завязался разговор (Фрейд прямо говорит, что не помнит, как именно) о социальном статусе «народа, к которому мы оба принадлежим». Молодой человек заявил, что его поколение «обречено на атрофию (именно так он выразился), оно не может развивать свои таланты и удовлетворять свои потребности».
Свою пламенную речь он увенчал неточной цитатой из Вергилиевой «Дидоны»: царица возлагала на потомков свою месть Энею.
Exoriar(e) ex nostris ossibus ultor – Да выйдет из наших костей мститель!
Фрейд, выслушав юношу, восполнил пробел во фразе. Exoriar(e) ALIQUIS nostris ex ossibus ultor. Фрейду был брошен вызов: пришлось использовать свою теорию о том, что ничто не забывается без причины, для объяснения отсутствия неопределенного местоимения. Психоанализ превратился в род досуга для путешественников. Фрейд попросил юношу дать свободную ассоциацию к слову ALIQUIS (некий).
Тот разделил его. A liquis.
Добавил: Reliquiem. Разжижение, текучесть, жидкость.
Вам уже что-то ясно?
Нет, ответил Фрейд, продолжайте.
Юноша, который, судя по всему, был склонен к презрительным насмешкам и раздражительности, продолжил.
Он вспомнил Симона Тридентского и обвинения в ритуальных жертвоприношениях, выдвинутые против евреев. Вспомнил утверждение, что невинно убиенные были воплощением грядущего Спасителя. Вспомнил статью в итальянской газете: «Что Августин говорил о женщинах».
Фрейд ждал.
Юноша вспомнил других святых. Симон, Бенедикт. Затем назвал и Оригена.
Вспомнил святого Януария и чудо, когда каждый год его засохшая кровь становится жидкой.
Фрейд отметил, что январь и август связаны с календарем.
Юноша также вспомнил, как Гарибальди угрожал священникам, надеясь, что чудо разжижения произойдет совсем скоро.
Поколебавшись, упомянул «одну даму, от которой можно легко услышать такое, что неудобно обсуждать обоим».
«Что у нее прекратились месячные», – догадался Фрейд, соединив календарь, кровь, происхождение, детские жертвоприношения, грядущего мстителя…
Сжатие, сгущение, взаимосвязь, подхватила Фредерика, – это почти описание произведения искусства.
Или, заметил Гусакс, кажется, что произведения искусства возникают из таких целенаправленных сцеплений.
Пински объяснил, что где-то в мозгу есть механизм извлечения ассоциаций, который работает как Пандемониум. Что Фрейд был необычайно проницательным компьютером.
Все посмеялись.
Перешли к Пикассо. Глиняный горшок, округлый и полнобрюхий, стоял на куриных ножках, петушиный гребешок над тонким клювом-носиком, женские выдающиеся груди и складка пупка. Ручка его представляла собой изогнутый хвост. Горшок был сделан из белого фаянса и вымазан копотью и черной краской; на нем также были злые пристальные глаза, прелестные соски и буйные крылья. Все трое, взглянув на горшок, рассмеялись, как будто смех был надлежащей реакцией (Хедли Пински поднес его ближе и осмотрел голубым взглядом). Фредерика зачитала воспоминания сына Пикассо: в Валлорисе его отец работал прямо на гончарном круге.
«Отец хватал изделие, сворачивал ему шею, щипал за живот, прижимал к столу, сгибая шею. Голубь. Курица. Руки работали так быстро, что я не замечал, как вылеплялась голова. Вот в руках карандаш, несколько штрихов – глаза, текстура перьев. Какие у него быстрые и уверенные руки».
Твердая, осязаемая метафора, отметила Фредерика. Курица из женщины. Женщина из курицы. Гусакс сказал, что нам нравятся полиморфы по сексуальным причинам, из детской чувственности, и по религиозным причинам, связанным с желанием соединиться со вселенной, – взять хотя бы человекоподобных животных на наскальных рисунках. Пински же посчитал, что ваза с петухом-женщиной – и разработчики передачи как будто это специально обыграли – была аналогом кэрролловских хливких шорьков и мюмзиков. Скрещивание сурков, ящериц и штопоров, по его словам, отличная пародия на людей-оленей из пещеры Ласко и диких людей-сов. Штопороподобное же устройство придает им комичную безобидность.
И все это под эгидой Шалтая-Болтая, заключила Фредерика. Именно он – создатель слов-гибридов и слов-телескопов. Он считал, что слова должны его слушаться и вести себя прилично. В изобретательности сжатия было что-то приятное, чего Фредерика понять не могла. Курица/женщина, полудух = олух.
Шалтай-Болтай, сказал Пински, считал себя хозяином языка. Филолог или антифилолог?
Гусакс плутовато усмехнулся:
– Посмотрите, что с ним, хозяином языка, сталось. Оказался в куче битой яичной скорлупы, которую не собрать воедино никакими творческими способностями.
Сверхсознание, Ш. Болтай. Сверхзазнайка.
Фредерика стала увереннее держаться перед камерой. Задорно улыбнувшись, она сказала невидимым зрителям, что надеется, что им понравились рассмотренные здесь различные взгляды на творчество: от набегов на потустороннее до гудящего пандемониума последовательно соединенных проводов, от сжатия метафоры до хаотичного
