Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт

током. Укол, вспышка. Если это секс (а наш Учитель все прикосновения к нему сводит), то надо отклонить и преобразить. Он искренне против сексуальной активности любого рода, как и его предшественники катары и манихеи. Он аскет. Он часто говорит – в беседах, которые проводятся по вечерам, – об уходе, об исчерпании себя, о самоуничтожении. Многие религиозные вожди, как известно, навязывают целомудрие всем остальным, но сами при этом становятся полным воплощением его противоположности, родителями всех детей, исполнителями всех желаний. Мое старое «я» считает, что эта его неприкасаемость зиждется на том, грубо говоря, что хочешь его еще больше, потому что не можешь получить. Я понятия не имею, сознательно или бессознательно он это делает, – и не осмеливаюсь спросить, что также любопытно.

Но с ним другая история. Он побывал где-то там, за гранью мира и индивидуации – в запредельном краю, который одновременно и манит, и пугает. Он знает то, что мы хотим знать и боимся знать. Он наш оберег – вот-вот, оберег. Говорит с нами сурово и красиво, и мы прислушиваемся к голосу опыта, не обращая внимания на неточности слов (они ведь никогда не выражают мысль точно).

Ну ладно, перейду от сфер невыразимого к сплетням, коим несть числа.

Сегодня у нас была неожиданная гостья. Свалившаяся с неба жена вице-канцлера Ева Вейннобел, которая проводит сеансы астрологии в Антиуниверситете. Гидеон хочет, чтобы Дан-Вейл-Холл стал средневековым постоялым двором, странноприимным домом. Его желание принять всех и очаровать своим вниманием, порой язвительно думаю я, граничит с патологией. (Но вообще-то, язвительность у нас не в чести, а он и правда великолепен в своих бело-золотой гриве и бороде, с религиозными побрякушками на просторной белой рубахе. Анхи, змеи, кресты, уроборос, какая-то пластмассовая русалка – все эклектично.) Как бы то ни было, он приветствовал ее, а она стояла черная, взмокшая, мрачная и совершенно не сияющая, хотя ее лицо лоснилось после напряженной ходьбы, а черные волосы действительно блестели каким-то жирным блеском. Она пришла в сопровождении изрядно злобных, виляющих задницами собак. Просто отвратительно! Превратить таких красивых зверей, как бордер-колли, в жирных подобострастных зубоскалов.

Зовут их Один и Фригга, – впрочем, их хозяйка, видимо, предпочитает египетскую мифологию, в антропософском изводе. У нее прическа под древнюю египтянку. И черный плащ, как из театрального реквизита, поверх жреческого черного одеяния с уймой пурпурных ленточек там и сям. И ногти. Кроваво-красные, совсем не в тон. У Зага ногти радужные, каждый переливается, как рыбья чешуя (так говорят), жемчужно-голубые, сиреневые, желтые, оранжевые. Очень странно – простите, я немного забегаю вперед, – но Заг, похоже, установил с ней какие-то отношения, когда оба выступали в Антиуниверситете. Не могу подобрать слово. Сговор – вроде да, но слишком слабо. Она его лапает. Да, дорогой Перт, такой вот получается сеанс психоанализа в духовном выгребе. Так и подбивает использовать все эти словечки, описывающие недобрые чувства, от которых, как мне казалось, я избавился.

Эта женщина вызывает у меня физическое отвращение, она лапает Зага, а Заг гладит ее по руке, похотливо улыбается и обнимает на прощание. Они сидели рядом за обедом и говорили о Близнецах, сдвоенных, не имеющих меж собой границы Душах, и об алхимической «работе» (опять Юнг), где Камень – это гермафродит, который проявляется как Меркурий, ртуть, в расплаве пестрого света становящийся белым. Она с аппетитом угостилась картофельной запеканкой Клеменси и чередовала показушную велеречивость (так она, полагаю, ведет себя в своей антиу-ячейке) с мрачным молчанием, как разминающийся вулкан. Один из нас, некто Лукас Симмонс, который тут вроде «социального работника», – работал учителем и, разумеется, бывал в ваших палестинах, возможно даже в «Седар маунт», – так вот, Лукас С. также много знает об алхимии, гермафродите Меркурии и mysterium coniunctionis, и он разулыбался и по-собачьи жаждал сопричаститься. Каноник Холли заметил, что из такого материала легко лепятся всякого рода химеры, за что был практически оплеван и предан анафеме.

Нашим женщинам она тоже не по нраву. Элли просто пересела на другой конец стола. Клеменси старалась как могла, чем, правда, заслужила лишь снисхождение, выражаемое по отношению к прислуге. Она приняла это по-христиански, только удвоив заботу и гостеприимство, но нахмурилась, и ее свет немного померк. Что касается Люси, которая по-настоящему оживает только в присутствии Джошуа Маковена, то она была чрезвычайно встревожена нападением Одина и Фригги на ее домашнего барашка Тобиаса. А ведь Тобиас – полноправный член Слышащих. Он не ест мяса, облачен в шерсть и само добродушие. Есть у нас тут и дети: отпрыски квакеров, а еще те, что приходят на занятия по вышивке, кулинарии, сочинению рассказов и гончарному делу, которые проводит Клеменси: это в общественном мнении наш патент на добропорядочность. Самые вертлявые любят с Тобиасом играть, и он разрешает им даже вплетать ему в шерсть разные штуки, чуть-чуть бодает, но очень деликатно. И вот, спасаясь от укусов и рычания, он забился в угол у камина и в недоумении наблюдал оттуда за происходящим. Ева В. велела нам не обращать внимания. Дескать, такова собачья натура, они сгоняют овец в стадо. Гидеон заметил, что этот барашек тоже считает себя собакой, но это ей показалось полной несуразностью. Она вновь крикнула: «Один! Фригга!» – и вновь без результата.

К нашему счастью, именно в этот момент вошел Маковен. Успокоил всех, влияя своим новообретенным авторитетом. Она поплыла сразу. Я слышал, как за обедом она говорила Загу, что волосы у него белоснежные, настоящее руно. Он же сидел хмурый, между Клеменси и Люси, а под стулом жался барашек. Порой мне кажется, что он опаздывает, потому что не ест, но не хочет, чтобы это заметили. Да, человек может быть нездоров, в нашем старом, «профессиональном» смысле, но при этом являться духовным вождем – вот чему научило нас наше время. Не в обход, а напролом, и к Еве В. это тоже относится.

Надеюсь, она больше не придет. Хотя знаю: придет. Она взяла его на заметку, она чувствует силу его притяжения и отпускать не хочет. Он же очень спокоен, но счастья не испытывает.

Кто знает, быть может, она нам зачем-то нужна. Вы – поклонник наших склонностей. Знаете, бывает, появляется раздражитель, который вынуждает всех сплотиться. Песчинка в раковине жемчужницы. А может, из-за нее мы разлетимся, как бомба-вонючка. Или же, когда мы воспарим к небесам на серебристом воздушном шаре, она станет тяжелым черным балластом, тянущим корзину и горелку вниз. В последнее время у меня глаза на