Барымта - Мухтар Омарханович Ауэзов

Барымта

Барымта

Тихая лунная ночь. С безоблачного светлого неба мигают тысячи далеких огней. Созвездия видны четко. Приметливый глаз тотчас угадывает - наступил август. Самая пора теперь перекочевывать с далеких пастбищ поближе к осенним становищам.

В урочище Кенозек еще два дня назад разбили юрты пять аулов. К концу перекочевки их скопится тут до двадцати. Очень уж хороши джайляу на Кенозеке. Долина просторна, до глубокой осени зеленеет сочными травами. Извилистая речка всегда полна свежей воды. А дышится здесь как! Воздух чистый, прохладный. Даже в самый знойный день веет горный ветерок, прилетает сюда с высоких ледников. Не вянет трава на холмах Кенозека. Так и кажется: навсегда останутся они свежими, юными.

Тиха и недвижна лунная ночь. Сказочен Кенозек, одетый легким, прозрачным туманом. У речки будто застыли хороводы белых гусей - это байские юрты. Они выступили из темноты, повстречавшись с лунным лучом. А неказистые юрты бедняков прячутся, печально латают рваный войлок черным лоскутом ночи. Погас огонь в очагах. Закрыты тундуки. Утихли в загонах овцы. Спят труженики, и мерная перекличка сторожей баюкает Кенозек, зовет отдохнуть, забыться. Даже туман так плавно колышится над долиной, будто задумал прилечь здесь уснуть.

Всех умиротворила ночь! Неспокойны лишь байские юрты. Здесь и обычно жизнь затихает позднее, а сегодня красноватые отсветы без конца дрожат над открытыми тундуками, - никак не погаснут в белых юртах очаги. У коновязи ждут хозяев оседланные кони. Есть даже призовые скакуны. Их сразу узнаешь - поджарые, с подвязанными хвостами.

Со всех табунов отобрали баи аргамаков и привезли к своим юртам. С полудня кони под седлом. Еще и сейчас горячатся. Чуть шум какой - беспокоятся, ржут, сторожко водят ушами, бьют копытами оземь.

Что же встревожило белые юрты в эту тихую ночь? Почему во всех аулах у коновязей наготове оседланные скакуны? Барымта! Боятся барымты.

Каждый год встречаются близ Кенозека казахи из Терсаккана и Караганды, и каждый год возобновляется старая вражда. И в той и в другой волости живут многолюдные, богатые скотом, воинственные роды. Исстари междоусобица разделяет их. А главари - те еще стараются, раздувают вражду. Все лето следят аулы за кочевьем противника, досаждают друг другу при удобном случае. А уж если сойдутся дороги, без барымты не обходится - охотники разбойничать всегда наготове. А потом начинаются тяжбы о вдовах - к кому из родственников мужа должны они перейти, о куне -выкупе за убийство. И так из года в год.

Что прошлым летом тут было! Дошло чуть ли не до настоящей войны. О примирении не могло быть и речи. Главари родов порядком потратились на адвокатов. Засыпали жалобами самого губернатора. Только не принесло все это успеха ни той, ни другой стороне. Не пожелал губернатор вмешиваться в их споры.

И теперь они разрешали давние споры сами. Накопившаяся ненависть искала выхода. С начала нынешнего лета оба рода готовились к решающей схватке. До времени настороженно наблюдали друг за другом, ограничивались небольшими стычками. А как началось осеннее кочевье, уже не покидали седел. Каждый день приносил вести о новом налете. Барымта становилась все злей. Только и разговору стало: «Лучших коней увели». - «Весь табун угнали!» -«Барымта, барымта!» - «Что-то еще будет? - гадали старики. - Не миновать большой беды».

В эту тихую ночь Кенозек стал центром борьбы двух родов. И все оттого, что прикочевал сюда на днях со своим аулом Досбол - самый злой враг карагандинцев. Нет богаче аула на Терсаккане, чем аул Досбола. И никто там не смеет противиться повелениям этого бая. Споры, тяжбы, барымта - все идет из его рук.

Недавно - с полмесяца назад - решил он проучить врага: пошел барымтой на главный аул Айдара. Большой табун угнал. Тридцать коней потерял Айдар. На прош­лой неделе приезжали сюда посланцы потерпевшего, да Досбол и слушать их не стал. Ни с чем уехали. С той поры тревожен Кенозек. Знают люди: не простит обиды Айдар. Остерегаются терсакканцы мести. Больше других настороже аул Досбола.

Богат Досбол. Много у него преданных, послушных слуг. Жмут они на бедняков - кедеев, крепко держат в руках. И так повелось: стоит лишь кликнуть Досболу - молодые сыновья кедеев кидаются по коням и жизни не щадят, защищая добро бая. Славные бойцы у Досбола!

Весь век провел главарь Терсаккана в разбое и схватках. Научился побеждать, оставаясь целым, невредимым. Хитер седогривый волк. Не было случая, чтобы настиг его враг врасплох. Вот и сейчас: и своих и соседей заставил сесть в седла. Днем и ночью рыщут по степи его люди, в руках у каждого соил - длинный шест с петлей. Вынюхивают след врага. И беда карагандинцу, если в одиночку отважится пуститься в такое время в степь. Наткнется на летучий отряд - не миновать петли соила, сдернут беднягу с коня, еле жив уносит ноги домой.

Но и осторожен Досбол. Свои богатые табуны отдал под надежную охрану. Ни с чем возвращаются к Айдару налетчики. Десятью-двенадцатью всадниками тут не обойдешься. Случается, и товарища оставят в руках табунщиков.

Наготове войско Досбола. И не только соилы в руках у джигитов, есть у них и шокпары - дубины с железными шипами. А кое-кому сунул тайком старый волк и винтовку.

Досбол надеется на отвагу своих бойцов. Но среди отважных самый отважный Калбагай, на него особая надежда. Калбагай не юнец. Тридцать годков стукнуло, отрастил уже черную бородку. Могуч - что грудь, что плечи! А взгляд - как у ястреба в степи. Нет равных ему ни в отваге, ни в выдержке, ни в умении сражаться. Недаром зовут его карагандинцы - «дьявол»!

А уж как хозяину предан! Никакая сила не заставит бросить байские табуны. Иной раз буран такой поднимется - ушей своего коня не видать, - все равно Калбагай при табуне. Из тех он, о ком в народе говорят:

«Лед подстелет, снегом укроется». Вынослив батыр. Не баловало его детство. В бедняцкой семье рос. Единственный теперь сын у старухи-матери. Да почти и не видит она его. Глаз не смыкает сын кедея - бережет байские табуны. Не разживутся при нем ни волк, ни вор, ни барымтач.

Нет на Терсаккане равных ему и в уменье обходиться с конем. Это искусство, видать, в крови у Калбагая. Посмотришь, как несется по степи на могучем светлогривом жеребце за строптивыми неуками, -богатырь, орел! Кони будто чувствуют это,