Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин

- Да ты что, Раушанжан!- воскликнула она в ужасе. -И как у тебя язык-то повернулся?

Но месяца два-три спустя голод уже куда больнее стал вонзать когти во все ее семейство. Есть стало совсем нечего. Маленький Кали все чаще хныкал. И глядя на бедного малыша, Кульпаш впадала порой в такое отчаяние, что нет-нет да и вспоминала предложение сестрицы. Она еще не решила, может она пойти за него или нет, и однако же просто отмахнуться от этой мысли была уже не в состоянии.

И вот тут снова нагрянула Раушан, увидела сестру и заплакала.

- Да ты ведь правда с голоду умрешь, бедная... Я тебе о чем говорила-то?!

Кульпаш промолчала. Сомнения боролись в ее душе. Промелькнула мысль: <Выйду за Жумагазы, буду обута, одета, сыта... Да и Кали, мальчик мой, про голод забудет...> И еще думала: <А как мужа-то брошу? Разве не отольются мне его слезы?> И без того голова шла кругом, а от этих мыслей и вовсе можно было свихнуться.

Видя, что Кульпаш устала и уже не возражает с прежней решительностью, Раушан заговорила настойчивее:

- С таким мужем ты протянешь недолго. Мы же помочь тебе не можем, сами на Жумагазы молимся... Так что решись, пока не поздно.

Кульпаш вздохнула:

- А как быть с Калижаном?

- Ойбай, сестрица, о ребенке разве речь? Ты о себе сначала подумай. Мальчика потом как-нибудь заберешь.

То, что Кульпаш вспомнила сейчас не мужа, а только сына, уже говорило об ее надломленности, отчаянии, безысходности. Раушан (а ее подослал сам Жумагазы), заметив, что сестра поколебалась, стала на разные лады расхваливать ее будущую жизнь:

- У бая все, что твоя душа пожелает, в доме есть: и копченое мясо, и конская колбаса, и нетронутое казы... Без хлеба дастархан1 не накрывают. Когда мой муж начинает при бае говорить о тебе, тот в нетерпении аж ерзает, аж губами чмокает. <Мне,- говорит,- лучше жены и не надо>.

От одних этих слов - <копченое мясо>, <нетронутое казы> - у Кульпаш даже губы свело. Нестерпимый голод помутил все ее чувства и волю. На глаза навернулись слезы, она едва не крикнула: <Согласна...> И не выдержав, забилась, как в истерике.

- Ай, милая!.. Родненькая!.. Делайте со мной, что хотите... не могу я больше^ Не мо-о-гу-у,- рыдала она.

Под рваной шубой заворочался Кали.

- Мама,- позвал слабым голосом.

- Что, зрачок мой?- откликнулась Кульпаш.

- Отец мой пришел?

- Э, милый... Пусть он провалится, твой отец!..

III

Мактым как ушел с утра, так все еще и не возвращался. Уже и солнце заходило, ветер затих и поземка улеглась. Лучи солнца выглянули из-под облаков и, пробившись сквозь тусклое оконце, на

мгновение осветили сумрачную мазанку до самого порога, а мужа все не было.

Кульпаш сидела у печки. Съежившись, прижался к ней Кали. И точно очнувшись от тяжелых дум, она глубоко вздохнула. Так обычно вздыхают женщины вечером, когда пора растопить печь и готовить ужин. Но не эти воспоминания беспокоили и томили теперь бедную Кульпаш. Тоска и горе парализовали и терзали ее, как неизлечимая хворь. Раушан сумела смутить чистое, верное сердце Кульпаш. А тут еще и пустоглазый голод безжалостно вкогтился ей в горло. В отчаянии она решилась на то, о чем недавно и думать не смела: дала согласие уйти от мужа и выйти за другого, которого раньше никогда и в страшном сне не видела. Значит, завтра она уйдет. Но как? Просто покинет дом? Навек расстанется с мужем? Этого Кульпаш и представить себе не могла.

С уходом Раушан она неотступно думала о муже. Вспомнилось ей, как он приезжал свататься. Было это летом, и тогда она увидела его впервые. Был Мактым тогда красив и осанист: серолицый, остроносый, крупнотелый, бровастый, сутуловатый джигит. Ей он понравился с первого взгляда. Так у них пошло и дальше.

Мир да лад царили в их жизни. <Только могила разлучит нас>,- говорили они друг другу. Стоило Мактыму выйти из дому ненадолго, как Кульпаш не находила себе места. Бывало, изводилась вся в ожидании. И вот теперь решила оставить своего Мактыма. Эх, злая доля! Эх, нужда проклятая! Сколько слез пролито из-за нее! Сколько горя вынесено!

Опять зарыдала Кульпаш, Кали зашевелился под шубой.

- Мама!

- Что, зрачок мой?

- Отец пришел?

IV

За стеной послышались шаги, потом скрипнула дверь. На пороге появился человек в короткой, задубеневшей шубенке, в стареньком, затвердевшем на морозе треухе, в стоптанных, подшитых, обшарпанных до белизны сапогах. На шее его болталась тощая торба. Щеки ввалились. Не человек - жалкая, ничтожная тень его.

Кульпаш быстро глянула на мужа и поникла. Кали высунул из-под шубы головку:

- Ты пришел, отец?

- Пришел, родной, пришел...

У Мактыма задрожала челюсть. Еле волоча ноги, погромыхивая оледеневшими сапогами, он доковылял до подпорки в середине мазанки и бессильно опустился на колени.

Спотыкаясь, направился к нему Кали. Глазенки жадно ощупывали тощую торбу на шее отца. Подошел, ручонки протянул.

Мактым заплакал:

- Сыночек мой, родненький!.. Ни... ни... ничего не-ет...

Заплакала и Кульпаш.

Мальчишка по-взрослому вздохнул, пошатываясь, добрел до печки, закутался в шубу и, ничего не сказав, прижался к матери.

Молчали долго. Густой мрак окутал убогую мазанку. Мактым все еще сидел, прислонившись к подпорке, вконец подавленный, жалкий.

Кульпаш погрузилась в свои нескончаемые, тоскливые думы. Вдруг она словно очнулась, в испуге подняла голову.

- Эй!- окликнула она мужа.

Голос ее был странный, чужой. В пустой, холодной мазанке откликнулось сиплое эхо.

- Что?

Кульпаш снова замолчала. Она не знала, что и как сказать...

Из глаз опять покапали слезы.

- Ты хотела что-то сказать?

- Да... так... Раушан сегодня приезжала.

- Зачем?

Кульпаш не могла говорить, слезы душили ее. Немного погодя она снова позвала мужа:

- Эй!

- Ну что? Говори же!

- Как жить-то будем?

- Не знаю...

- Подохнем ведь.

- Наверно...

- Так может... - Она запнулась. - Может... нам лучше... лучше расстаться?

Мактым заворочался. Потом вновь наступила жуткая тишина. Молодой месяц равнодушно заглянул в разбитое окошко.

- Что ты сейчас сказала?

- Я говорю: может... нам расстаться?

- Это Раушан предложила?

-Да.

- А куда мальчишку денешь?- В горле Мактыма забулькало, он скрипнул зубами.

- Господи!.. За что нам такое наказание?!-воскликнула она.

Кали, забившийся в закуток между печью и Кульпаш, тихо позвал:

- Ма-ма...

- Ну, что тебе, милый?

- Холодно...

V