Мигель Де Сервантес Сааведра - Дон Кихот. Шедевр мировой литературы в одном томе

Вот первые слова пергамента, обнаруженного в свинцовой шкатулке:

Академики из Аргамасильи, местечка в Ламанче, на жизнь и на кончину доблестного Дон Кихота Ламанчского

Hoc Scripserunt [289]

Скиталец, словно Грецию — Язон [290],Прославивший ламанчские пределы;Чудак, чей ум, как флюгер заржавелый,И ветрен был, и столь же изощрен;

Певец, меж виршеплетов всех времен,Быть может, самый тонкий и умелый;Боец, настолько яростный и смелый,Что до границ Катая [291]славен он;

Тот, кто, затмив собою Амадисов,Гигантов, словно карликов, сражал;Тот, кто был даме предан всей душою;

Тот, кто, вселяя зависть в Бельянисов,Верхом на Росинанте разъезжал,Почиет под холодной сей плитою.

Ты, кто узрел сей толстогубый рот,Внушительную стать и лик курносый,Знай: это Дульсинея из Тобосо,Которою пленился Дон Кихот.

О ней мечтал он ночи напролет,Монтьеля травянистые откосыИ Сьерры Негры [293]голые утесыИсхаживая, пеший, взад-вперед,

В чем Росинант повинен… О светила!Зачем судили вы, чтоб в цвете летС обоими произошло несчастье?

Ее красу от нас могила скрыла,А он, хотя узнал о нем весь свет,Погублен ложью, завистью и страстью.

На тот алмазный трон, где столько летМарс восседал, от крови весь багровый,Взошел Ламанчец и рукой суровойНад миром поднял стяг своих побед.

В столь грозные доспехи он одет,Столь остр его клинок, разить готовый,Что новый сей герой в манере новойБыть должен новой музою воспет.

Британию до звезд во время оноОтвага Амадиса вознесла,Его сынами греки знамениты;

Но днесь Кихот введен во храм Беллоны [294],И гордая Ламанча превзошлаВладенья грека и отчизну бритта.

Его дела не могут быть забыты:Ведь Росинант — и тот таких коней,Как Брильядор [295]с Баярдом [296], стал славней.

Вот Санчо Панса. Хоть он ростом мал,Но доблестью велик, и мир покуда,В чем, если нужно, я порукой буду, —Верней оруженосца не видал.

Он возведенья в графы ожидал,Но не дождался, что отнюдь не чудо:С ним во вражде был свет, а свет — Иуда.Его осла — и то б живым сглодал.

И на скотине этой безответнойЗа незлобивым Росинантом вновьПотрюхал сей воитель незлобивый.

О сладкие надежды, как вы тщетны!Вы нам на миг разгорячите кровь —И стали тенью, сном, химерой лживой.

Дон Кихот, что здесь лежит,Росинанта обладатель,Приключений был искатель,Был он также часто бит.Рядом с рыцарем зарытСанчо Панса, малый нравный,Но оруженосец славный.Пусть господь его простит!

Мир навеки обрелаВ сей могиле Дульсинея,Смерть расправилась и с нею,Хоть крепка она была.

Гордость своего села,Не знатна, но чистокровна,В Дон Кихоте пыл любовныйЭта скотница зажгла.

Вот и все стихи, какие нам удалось разобрать; в остальных же буквы были попорчены червями, вследствие чего пришлось передать их одному академику, дабы он прочитал их предположительно. По имеющимся сведениям, он этого добился усидчивым и кропотливым трудом и, в надежде на третий выезд Дон Кихота, намеревается обнародовать их.

Forse altri cantera con miglior plettro [297]

Конец первой части

Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский

Часть вторая

Посвящение графу Лемосскому [298]

Посылая на днях Вашему сиятельству мои комедии, вышедшие из печати до представления на сцене [299], я, если не ошибаюсь, писал, что Дон Кихот надевает шпоры, дабы явиться к Вашему сиятельству и облобызать Вам руки. А теперь я уже могу сказать, что он их надел и отправился в путь, и если он доедет, то, мне думается, я окажу этим Вашему сиятельству некоторую услугу, ибо меня со всех сторон торопят как можно скорее его прислать, дабы прошли тошнота и оскомина, вызванные другим Дон Кихотом [300], который надел на себя личину второй части и пустился гулять по свету. Но кто особенно, по-видимому, ждет моего Дон Кихота, так это великий император китайский [301], ибо он месяц тому назад прислал мне с нарочным на китайском языке письмо, в котором просит, вернее сказать умоляет, прислать ему мою книгу: он-де намерен учредить коллегию [302]для изучения испанского языка и желает, чтобы оный язык изучался по истории Дон Кихота. Тут же он мне предлагает быть ректором помянутой коллегии. Я спросил посланца, не оказало ли мне его величество какой-либо денежной помощи. Тот ответил, что у его величества и в мыслях этого не было.

«В таком случае, братец, — объявил я, — вы можете возвращаться к себе в Китай со скоростью десяти, а то и двадцати миль в день, словом, с любой скоростью, мне же не позволяет здоровье в столь длительное пускаться путешествие, и мало того, что я болен, но еще и сижу без гроша; однако же что мне императоры и монархи, когда в Неаполе есть у меня великий граф Лемосский, который без всяких этих затей с коллегией и ректорством поддерживает меня, покровительствует мне и оказывает столько милостей, что большего и желать невозможно».

На этом я с посланцем простился, и на этом я прощаюсь и с Вашим сиятельством, давая обещание преподнести Вам Странствия Персилеса и Сихизмунды [303], книгу, которую я Deo volente [304]спустя несколько месяцев закончу, каковая книга, должно полагать, будет самой плохой или же, наоборот, самой лучшей из всех на нашем языке писанных (я разумею книги, писанные для развлечения); впрочем, я напрасно сказал: самой плохой, ибо, по мнению моих друзей, книге моей суждено наивозможного достигнуть совершенства. Возвращайтесь же, Ваше сиятельство, в желанном здравии, и к тому времени Переилес будет уже готов облобызать Вам руки, я же, слуга Вашего сиятельства, припаду к Вашим стопам. Писано в Мадриде, в последний день октября тысяча шестьсот пятнадцатого года.

Слуга Вашего сиятельства Мигель де Сервантес Сааведра