Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

густым рокочущим голосом, в белой просторной рубахе нараспашку и в легком чапане с бархатным воротником поверх нее. Вместе с ним вошла и его молодая жена, Еркежан, красивая, прекрасно сложенная, улыбчивая. Оспан поздоровался со старшим братом радостно, с широкой детской улыбкой на лице. Рокочущий голос Оспана перекрывал все другие голоса, когда он рассказывал брату о радости, царящей во всех аулах Кунанбая, - по поводу избрания трех его сыновей волостными начальниками. Потребовал с Абая суюнши за хорошие вести. Абай лишь молча, с любовью смотрел на младшего брата, чьи редкие черные усы топорщились, как конская щетина, а такая же редкая борода была встрепана, каждый волосок торчал сам по себе, куда ему вздумается. Потом Абай негромко ответил, глядя на мать:

- Да будет это к счастью и благу! Пусть оправдается радость всех вас!

Улжан поняла, что весть эта не радует Абая, и повторила так же тихо:

- Да будет это к общему счастью и благу, сын мой!..

Оспан продолжал и дальше выражать бурную радость:

- И пусть продлится это благо подольше! И к этой радости прибавится еще одна! И еще много таких радостей!

Нехорошую весть, ту самую, которую Абай услышал от подростка Азимбая, теперь преподносил Оспан как «еще одну радость». Абай знал, что Оспан относится к Базаралы с такой же неприязнью, как и Такежан, но в отличие от него, Оспан не носил в своей богатырской груди черной, мелкой злобы. Однако в гневе и ярости был намного страшнее кого бы то ни было. И часто простодушным великаном руководили всякие темные, грубые люди, вроде Майбасара, о которых говорят: «Вцепится зубами в чужую руку - вгрызется, не отпустит, не оторвется, пока не лишится своих зубов». Сейчас Оспан радуется, с присущей ему доверчивостью полагая, что и Абая радуют успехи его братьев, захвативших столь желанную для них власть.

- Значит, наши здесь стали волостными, а почему? Они говорят: «Потому что сановникам понравилось наше поведение. Как только выборщик Казансып увидел нас, так сразу и решил выбрать». А я им говорю: «Не зарывайтесь! Аллах все видит! Ну что Казансып знает о каждом из вас? И как вы думаете - Абай, уехав в город еще весной, без всякого дела торчал там до самой середины лета? Изнывал от жары, глотал уличную пыль? По-вашему, без его стараний вдруг такое уважение свалилось бы на вас со стороны Казансыпа? Вы должны быть благодарны Абаю, который каждый день встречается, советуется с главными сановниками города и продвигает ваши дела!» - Так сказал Оспан и богатырски расхохотался.

Рассмеялся и Абай, глядя на любимого братишку-великана, и сказал:

- Ты, Оспан-жаным, с детства крутился у моих ног, а так и не научился понимать старшего брата. Заблуждаешься ты насчет моих желаний и городских дел, братишка. Я не против избрания волостным Шубара, он малый упорный, способный, может на этом месте хорошо показать себя. Я даже вполне одобряю этот выбор и полагаю, что ты своим добрым именем и веским словом правильно поддержал Шубара. Однако ты поддерживал и Такежана, и за это я хвалить тебя не буду. Он в прошлый раз это место использовал только для того, чтобы свои табуны лошадей увеличить с восьмидесяти голов до пятисот, а в остальном людям от него был один только вред. Что я могу сказать хорошего и про Исхака, который стал волостным в Кызылмоле и начал покрывать воров-тобыктинцев? И не хотел бы я, айналайын, выдвигать их на должности, а ты, по доброте своей, воздал мне незаслуженную хвалу. И ради этих выборов я, кстати, даже пальцем не шевельнул!

Оспана, однако, не убедили слова брата.

- Ладно, айналайын, не прибедняйся, тебе все равно никто не поверит. Спроси у дряхлых стариков и писклявых ребятишек, у всех людей, гомонящих на зеленых джайлау, верят ли они тому, что три сына Кунанбая были избраны волостными - и все без помощи Абая, который столько времени пропадал в городе, якшался с начальством? Ни одна собака даже не поверит, и я не поверю. Да и почему я должен верить тебе? Ты что, враг самому себе или глупец, что не должен использовать для себя и для своих родичей то уважение, которым пользуешься у русских? Так что, брат, спрячь в карман свои слова и принимай почести и благодарность от братьев, получивших свои выгодные должности.

Зная неодолимое упрямство Оспана, Абай не стал спорить с ним и обратился вниманием к своим детям. Схватив Абиша и притянув к себе, он поцеловал в лоб своего белолицего и пригожего сынишку.

- Как учишься, шырагым?

- Аке, я теперь по-русски учусь! - ответил мальчик. - А вы не знали? Еще в зимнике начал. - Воспользовавшись вниманием отца, он сообщил ему свою самую главную новость.

- Айналайын, кто же тебя учит? Учитель откуда нашелся?

Вместо Абиша ответила бабушка Улжан.

- Еще по весне, когда ты уехал в город, в ауле появился молодой русский джигит. Оказывается, он уже год проработал в городе толмачом. Здесь его так и назвали: толмач-бала. Пришел ко мне, сказал, что болен, что ему надо пожить на свежем воздухе, лечиться кумысом. И сказал, что может обучить детей русской грамоте. Я и одобрила: «Пусть учит детей Абая, он ведь хотел этого». Отправила его к Айгерим, в Акшокы, чтобы она устроила его там. С тех пор бала-толмач Байып обучает не только Абиша и Магаша, но вместе с ними и Гульбадан. - Так сообщила Улжан сыну эту очень значительную и приятную для него новость. «Байып» - так назвала она фамилию джигита -Баев.

Абай спрашивал у Айгерим:

- Ну и как учатся дети? Хорошо ли устроили учителя?

- Дети учатся с большой охотой, всей душой отдаются учебе. Каждый день занимаются. Даже при переезде на джайлау ни дня не пропустили, занимались во время ночлегов. Сам толмач быстро привык к нашей жизни, к обычаям, привык к детям и стал вместе с ними носиться по степи на коне. - Так отвечала Айгерим, тепло, сдержанно улыбаясь, глядя в глаза Абая с уверенностью, что рассказ ее придется по душе мужу.

И Абай узнавал в ней ту, прежнюю, Айгерим, всегда внимательную и усердную