Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

Между тем многоопытный Ербол, по каким-то особенным признакам, известным только ему одному, выбрал самую крепкую и вместительную юрту и уверенно направил коня к ней.

Когда подоспел и Абай, из юрты вышел человек: с лохматой бородой, в накинутом на плечо буром чапане, вроде бы слегка припадает на одну ногу. Заговорил раньше гостей, опередив Ербола, который начал было: «Путники мы, едем...»

- Е, джигиты, спешивайтесь! Коли прибыли по божьей воле! Войдите в дом, разделите с нами все, чем мы располагаем!

Добро пожаловать к нам! - так говорил низким, густым голосом человек, по уверенному виду которого угадывался хозяин очага.

Лицо этого человека показалось Ерболу знакомым. Направляясь от коновязи к юрте, он шепотом поведал Абаю:

- Кажется, здесь, в Орде, проживают два брата - Бекей и Шекей из рода Байшора. Так вот, я думаю, что это Бекей.

Джигитам с Чингиза никогда раньше не приходилось бывать в этом ауле. Юрта оказалась хотя и вместительная, но отнюдь не богатая. В очаге ярким пламенем горел огонь. Войдя, поздоровавшись, сняв шапки и пояса, гости прошли на тор и стали оглядываться. Обстановка вокруг очага скромная. Семья немногочисленная. Справа от тора, на земляной возвышенности, на кошме, сидела простоволосая старуха, обняв внука лет четырех-пяти. Была в юрте и довольно рослая, со спокойным лицом, стройная русоволосая женщина с черными глазами. Хотя и не молодая уже, она все еще была красива. Кроме самого хозяина, в юрте пока что находились только эти люди.

Абай теперь хорошенько рассмотрел Бекея. Он тоже был красив, румян, с редкими среди казахов голубыми глазами и окладистой рыжей бородой, с крупным носом. Как и должно хозяину, стал расспрашивать у гостей, кто они да куда направляются. Голос у него был низкий, басовитый. Подложенный при появлении гостей кизяк в очаге ярко разгорелся, и свет пламени осветил юрту, придавая ей добрый, уютный вид. Над огнем, на высоком треножнике висел вместительный прокопченный чайник.

Бекей сел рядом с матерью. После того как расспросил у гостей, что хотел узнать, он повернулся к старухе и что-то стал ей говорить вполголоса. Она также тихо спрашивала. Разговор их длился недолго. Бекей поднялся и, собираясь выйти из юрты, сказал жене:

- Кизяк помногу не подкладывай, прибереги сухое топливо. У тебя хватит воды на казан? Ставь его на огонь. А я пойду позову кое-кого из детей, мы займемся скотиной.

Жена Бекея не сказала ни слова в ответ на его распоряжения, но восприняла все с должным вниманием.

Бекей вышел, и вскоре снаружи прозвучал его басовитый голос:

- Наймантай! Уай, Наймантай! Поди-ка, сынок, сюда!

Перед промокшими гостями вскоре появился чай. Только что они собирались приступить к нему, как открылась настежь дверь, обитая толстым войлоком, и появился сам хозяин, который собирался вместе с помощником-сыном втащить в юрту небольшого барана. Пугаясь отблесков пламени очага, барашек упирался, рвался из рук и шарахался от покрашенных в красный цвет дверных косяков. Наконец сын хозяина, крепкий подросток Наймантай, один втащил барана, которого собирался забить.

Пока Абай и остальные пили чай, светловолосая хозяйка, подоткнув подол ситцевого платья, хлопотала у очага, водрузила на треногу котел, налила воды. Бекей, перейдя на гостевую половину юрты, сам разливал чай и молоко. Тем временем подросток Наймантай быстро зарезал валуха, разделал и поднес баранью голову к очагу, чтобы опалить ее. Началось копчение бараньей головы. За это время Абай с Ерболом вдоволь напились чаю.

- Где же Шукиман? Почему Шукиман не пришла помочь? - несколько раз спрашивал Бекей во время забоя и разделывания барашка.

- Зачем тебе Шукиман? Без нее справимся. Пусть сидит с зятьями в том доме. Пусть развлекается! - подала, наконец, голос жена и даже не думала звать эту самую Шукиман.

Ербола осенило: «Да это же имя девушки! Наверное, их дочь, которая подросла...» Придя к такой мысли, Ербол стал внимательнее присматриваться к жилью хозяев. И заметил, что за деревянной супружеской кроватью, слева, виднеется еще одна аккуратно заправленная, нарядная постель. И если Шукиман на самом деле дочь хозяина очага, то это непременно ее постель. Ербол сидел, оглядываясь, и весьма увлекся этой мыслью.

Жена Бекея стала опускать мясо в котел. Хозяин сам подкладывал ей куски, приговаривая: «Это клади... И это положи». Она посмотрела на него, как бы спрашивая: «Может, хватит? Куда же столько?» Но муж пояснил:

- Клади. Мы ведь еще не успели угостить зятя и его гостей. Шукиман намекала, что надо бы угостить. Пусть гости и поужинают у нас!

Тогда хозяйка повернулась к Наймантаю:

- Сынок, пойди, предупреди Шукиман. Пусть потом, когда все будет готово, приведет гостей сюда.

Мясо варилось, теперь сухой кизяк подкладывали в очаг щедро, и в юрте стало тепло, даже жарко. На улице дождь уже затих. Ночь стояла тихая, безветренная. У Абая, разморенного чаем, отяжелела голова. Ему захотелось спать. Ербол разлегся на кошме и задремал. Абай тоже решил вздремнуть до ночной трапезы, покойно лег, вытянулся и мгновенно уснул.

Абай не знал, долго ли продолжался его сон. Внезапно он вздрогнул и приподнял голову. Ну конечно, он бредил, и разговаривал во сне, и слова еще звучали в его ушах. Те самые, которые только что прозвучали из его уст: «Иди ко мне, иди, милая!»

Неужели это он произнес вслух, да еще и громко? Не услышал ли кто в юрте? Этого он не мог знать. Как только Абай проснулся, сразу же поднял голову и Ербол. Он удивленно посмотрел на Абая, чьи глаза были полны слез. Приподнявшись с ложа, он, словно сильно встревоженный чем-то, прислушивался к звукам, идущим снаружи. Там, в соседней юрте, пели, в ночной тишине звенел высокий женский голос. К нему и устремился всем своим вниманием Абай, словно завороженный, еще не совсем освободившись от мира сна, из которого столь внезапно выпал. Казалось, что в своем полусонном состоянии он не воспринимал окружающий мир, забыл о нем, и для него существовал только этот высокий, одинокий женский голос. Ерболу стало не по себе от такого