Имя свекра - Мухтар Омарханович Ауэзов
Они с Настей часто потешаются вместе, как сверстницы. Если в доме веселье значит, Настя дома, и Жакип спешит к ним, чтобы поболтать и побалагурить. Они ждут гостей со слета. Там и отец и сестры -Макпал и Айша. Хлопает дверь, дорогие гости на пороге. Тут и родичи и одноаульцы, друзья. Настя весело и радушно, как своя в доме, встречает их. - Какая дочь у вас! - говорит она. - Все женщины - в зале, а она одна - в президиуме. - На почетном месте... моя дочь? ахает Неси-бельди, с восхищением и затаенной опаской глядя на Макпал. - Как же, в самой середке, выше мужчин... -объясняет Жакип, и не сразу поймешь, шутит он или всерьез. - Теперь блюдо с бараньей головой ей подносить! Вдруг он спрашивает Макпал, потеряв всякое приличие: - Что, назвала имя свекра? Я думал, ты оробеешь, напутаешь, а ты молодец... - Ну и назвала, что тут такого? отзывается Макпал, невольно краснея. Старуха сердито отмахивается от них.
- Перестаньте! Господи, и что плетут! Назвать имя свекра - такой позор, а вам бы только поскалиться... Но Жакип не унимается: - А ты... а ты не называла? Вот раскрою твою страшную тайну деду, будешь знать! - Когда это я... называла? - А мой паек получала, вот когда! И Несибельди внезапно прыскает в кулак. - Пристали, скажи свою фамилию - и все. Умри, а скажи. Жакип и Настя хохочут, с ними и старуха. - Я говорю, как заведено, его домашнее прозвище: Молымкан, что значит «Изобильный», а этот продавец, чудак, не понимает. - Ага... видите, какой непонятливый этот русский. Каждому ясно: не смеет мамаша сказать, что свекор у нее Толымкан, потому и говорит Молымкан, а он: говори - или пайка не дам! - А я все равно не уступила! - торжествует бабка. -Абишева жена, дай ей бог здоровья, подоспела... она и назвала.
- Вот, Макпал, - строго выговаривает Жакип, что значит порядочная невестка! Семью оставит без пайка, а имя свекра не выговорит. Так бы и тебе... порадовать руководство... Они - «скажи имя», а ты -молчок! Тут же и записали бы в протокол: «ах, какая благовоспитанная, чинная женщина!». На этот раз старый Кожык обрывает сына и вставляет свое веское слово главы семьи: - У нее ныне другой чин. Об ней другое записали. - А я и там говорил и здесь скажу: на одном приросте поголовья не уедешь. Теперь породу улучшать надо. - Был бы скот! Будет скот, бог даст, и порода будет! -с набожным вздохом говорит старуха. Но Жакип смотрит на нее по-прежнему смешливо. - Даст он тебе, дожидайся... Всю жизнь богу молилась, а много ли он тебе дал? Жакип вытаскивает из сундучка потрепанную книжку. Ее страницы
испещрены арабской вязью, надо думать еще гусиным пером. Особо важные места выведены красными чернилами. Раскрыв книжицу, Жакип принимается читать гнусавым голосом, закатывая глаза и покачиваясь, как мулла: -Когда пасешь овец, будь бдителен, когда загоняешь, пересчитай! Когда катаешь кошму, благодари господа бога твоего. Когда поишь скот водой, не жадничай, когда солишь, не пересаливай. - Да это же божественная книга, замечают гости постарше. - Священное писание. Жакип доволен, что книжица опознана. И весело кричит: - До чего же силен наш божественный агроном! Слушайте, чему учит: верблюдов разводить нужно! Без него не знали... Спросите: как? А вот как: с молитвою. И с благодарностью богу в лице его священнослужителя, ясно? Хочешь верблюда отдай мулле овцу. Вон, оказывается, почему у тебя, мамаша, столько верблюдов!
Жакип, ухмыляясь, смотрит на мать. Но Несибельди слушает чтение с благоговейным вниманием. И Макпал не выдерживает: - Будет, мать! И зачем ты эту книгу держишь? - Как зачем? - возмущается Жакип. - У человека, который не знает Священного писания, не читал его и даже в руках не держал, скот, заработанный честным трудом, будет поганый, как свинья. А настанет свету конец, сам он почернеет. Попробуй-ка не держи - враз и почернеешь, не дожив до всемирного потопа! Все, кроме примолкшей Несибельди, смеются. - Припрячь, припрячь, мать, в сундук на случай всемирного потопа, - советует старый Кожык. - Это хитрый мулла писал. Теперь и Несибельди позволяет себе улыбнуться. И все же она упорствует: - Нет, не скажи, тут много хороших молитв: «Шорам ислам», например, или «Актаяк». Бывало, читаешь, душа дрожит.
- Еще бы! Особенно в тринадцать лет да после долгого поста! - вспоминает Жакип «счастливые» времена «Актаяка». - Будь она проклята, эта молитва! добавляет Макпал, тоже не забывшая радостей благочестия. - Как там сказано: «Кто не постится, того повесят; кто не молится, тому язык отрежут». Ну и мудрость... - У русских - поп, у казахов - мулла, все один черт! -говорит Настя, по обыкновению заключая спор. И Несибельди добродушно отмечает: - Всегда она меня так воспитывает. Настя - крепкая девица. Родня у нее в Киргизии, где-то около Каракола. Живет Настя в доме Несибельди. И старая Несибельди часто говорит с ее голоса: что Настя расскажет, старуха внушает другим женщинам. И дабы не было сомнений, нетнет да и всплакнет: - Мать с отцом у бедняжечки всю жизнь на богатеев спину гнули. Детишек в семье шестеро было - все батрачили. Настя наша казахов не сторонится. Придет, бывало, ночью домой, перемерзнет в поездке, идет ко мне под одеяло греться,
как дитя родное. А умница какая, сколько советов полезных знает. И Настю обыкновенно слушают охотно. Она умеет объяснить и книжку, и газету, и слово, и дело просто, кратко и понятно. Готовя чай, Несибельди выходит в прихожую и видит своего шестилетнего внука Елюбая. Приоткрыв дверь на крыльцо и прячась за ней, Елюбай дразнит драчливого петуха, но, заметив бабушку, бросается к ней. - Я тебе стишок
