Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов
Поддержка Абая обрадовала Базаралы и укрепила его дух. Он просил передать в ответном послании:
«Ты один не отрекся, когда все остальные отвернулись от меня. Нашелся во всем Тобыкты достойный человек, и это ты, Абай! Я верю, что ты сможешь помочь мне в городе. Но я не поеду. Астапыралла! Как же я заявлюсь туда? Словно изгой, преследуемый своим племенем беглец? Искать защиты от родичей у русских властей? Нет, так никогда и никто из нашего народа еще не поступал. И если я так сделаю - то ни у кого мой поступок не вызовет сочувствия. Выйдет только скверно. Я лучше положусь на мудрость людей этого края. Надо подождать, какое окончательное решение примут родичи. Но если нас предадут, то я могу постоять за свою честь. Без борьбы, без последнего боя не дамся. Мне не жаль отдать свою жизнь за счастье и благополучие этих молодых». Так сказал Базаралы в своем ответе Абаю.
Базаралы увел беглецов еще дальше в горы Чингиз, спрятал в недоступном ущелье Валун Караши, зарезал для них годовалого стригунка, присланного Абаем. И, заткнув за пояс кинжал, вооружившись березовым шокпаром и тяжелым копьем с темным дубовым древком, встал на страже у входа в ущелье. Его огромное, сильное, молодое тело словно преобразилось, по-бойцовски подтянулось, стало поджарым, как у крупного хищника, стремительным в движениях. Вместо прежнего румяного, добродушно-веселого красивого лица с умными, внимательными глазами явилось суровое лицо воина, готового встретить смерть в бою.
К тому времени сход в ауле Сугира закончился. Бейсемби, «Молодой шайтан», и Жабай, два новых аткаминера Жигитек, сдались на унизительных для себя условиях. Согласно им, на Жигитек налагалась отступная, исчисляемая в немалом количестве скота. Воспользовавшись тяжбой, Бокенши решили в свою пользу и земельный спор с жигитеками аула Бейсемби, забрали себе зимовья вдоль реки Караул. И в довершение всего присудили Керимбалу у Оралбая отнять и передать в Каракесек. Жигитекам запретили давать им убежище.
Первая группа захвата, из десяти джигитов, напала на Ба-заралы у входа в ущелье. Базаралы противостоял им один. Он бился насмерть. За время, достаточное всего лишь для того, чтобы сварилось мясо, он проткнул копьем пятерых, остальные бежали от него, словно стая собак от разъяренного тигра.
Эти пятеро вернулись с подкреплением, прихватив бокенши и иргизбаев, всех вместе в отряде было уже тридцать человек.
Они окружили Базаралы и оттеснили от Валуна Караши. Но одолеть его, свалить и захватить они не смогли. Вид его был ужасен, джигиты не осмелились подступиться к одному из самых могучих батыров Тобыкты, идущему на смерть, и отступили.
Многочисленные конники ворвались в ущелье и вскоре нашли Оралбая и Керимбалу. Молодой джигит отчаянно сопротивлялся, но его одолели, повязали арканом и бросили на камни. Связанную девушку бросили поперек седла. Когда ее увозили, Оралбай отчаянно вскричал ей вслед:
- Керимбала, свет в зрачках моих! Не я буду сыном Каумена, если не найду тебя и не увезу снова!
Керимбала успела тоскливым голосом крикнуть в ответ:
- Найди! И я умру с тобой вместе! Клянусь на том!
В тот же вечер истерзанный Базаралы прискакал в аул Божея. Крутясь на коне посреди двора, он громовым голосом призывал аруахов Кенгирбая, Божея и кричал: «Где вы, святые аруахи? Видите, в каком мы позоре? Прокляните этих недостойных! Потеряли честь быть вашими потомками! Стали нелюдями!» - Так проклинал родичей и голосил отчаявшийся батыр. Бейсемби, Жабай и Абдильда подбежали и окружили его.
- Уйдите! - вскричал он. - Продажные души! Вы способны еще не раз продать честь своего рода! Прочь с дороги! Поеду один к бокенши и погибну в бою!
«Как бы новую беду не накликал!» - испугались старшины Жигитек и решили силой задержать Базаралы. С двух сторон схватили за повод его коня. Базаралы, ослепнув от гнева, стал бить их по головам плетью. Но Бейсемби и Абдильда не выпустили повода, а Жабай с помощью джигитов аула снял с седла батыра. Его на руках внесли в юрту и удерживали долгое время. Бейсемби распорядился отнять и спрятать оружие Базаралы. Потом всю ночь насильно продержали его в заточении, и вновь джигитов, которые смогли одолеть его, было около тридцати человек.
С возвращением Керимбалы в Бокенши сразу же по всем аулам разнеслась весть о последней клятве влюбленных.
Тревога не улеглась. Сугир же сказал: «Не намерен держать в ауле недостойное дитя, гнилое яйцо!» И учитывая одержимость братьев, Оралбая и Базаралы, а также отчаянную решимость Керимбалы идти до конца, бокенши в тот же вечер приставили к ней конвой из пяти вооруженных джигитов и переправили в Каракесек. До этого Сугир посылал все вести в аул свата, а теперь был рад известить: «За приданым пусть приедут. А теперь передаю им в руки эту негодную невесту-вдову, пока она еще жива. Пусть Каракесек посмотрит, что с нею делать. Не угомонится - пусть убьет, я не буду скорбеть по ней. И куна за ее смерть не потребую!»
На этом смута у потомков Олжая закончилась.
Оралбай, отпущенный через два дня после пленения, так и не придя в спокойное состояние, умирая от тоски и тревоги, сел на коня и один поехал вслед за любимой в далекий аул к кара-кесекам. Зачем он поехал, на что надеялся, он и сам не знал. Приехал туда, даже таиться не стал. Никто его не остановил. Каракесеки видели, как жалок, вне себя и беспомощен отчаявшийся молоденький джигит. Молча зашел в Молодую юрту, сел у входа. И увидел, наконец, свою любимую.
Она была неузнаваема: худа, бледна, с потухшими глазами. Две золовки, уставившись на нее злыми глазами, следили за каждым ее движением. Несчастные влюбленные могли только молча смотреть друг на друга.
Возле очага сидел широкоплечий, костлявый смуглый джигит, точил нож. С угрюмой злобой поглядывал то на Керимбалу, то на незваного гостя. Кто-то из снох попросил его сходить к соседям и позвать их на трапезу, мясо в казане уже сварилось. Проходя мимо Керимбалы, он сумрачно пробурчал:
- Сегодня умрешь ты или твой джигит. Так я решил, если вы не отступитесь.
Джигит этот
