Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Е-е, чего там... Видно, не желают из-за ссоры потерять свою власть.
- Говорят, Алшинбай взялся мирить их.
- Еще бы! Ведь Алшинбай и привел Тобыкты к власти.
- А тобыктинцы пожирают все, что пожирнее в наших табунах, загребают все самое лучшее, что в наших лавках. И не уйдут отсюда, пока не слопают самых жирных лошадей, всех яловых жеребят и нагульных кобылиц вокруг Каркаралинска.
Акын Шоже все это выслушал, с блуждающей улыбкой на запрокинутом лице, и вдруг встрепенулся и запел высоким, чистым голосом:
Лысый кот и ворон кривой дружбу свели, Взяли хромого пса: «Бога о нас моли!» Лысый отдал кривому все, чем живет народ, И все чем, живет народ, ворон кривой склюет...
Все вокруг Шоже так и покатились со смеху. Защелкали языком, одобрительно покачивая головой. Протяжно постанывали от удовольствия, восхищенные меткостью поэтического слова старого акына...
- Уа! Я буду не я, если лысый кот - не Алшинбай!
- А ворон кривой - это же Кунанбай!
- К ним присоседился - хромой имам!
- Ойбай, ну и могуч старик! Одним стихом всех троих сразил!
Абай сильно смутился и, понурившись, отошел в сторону. Со двора выбежал хозяин дома и стал уводить Шоже-акына к себе. Часть людей пошла следом. Абай отстал от них и быстро направился к своему дому.
Песенка Шоже все еще звучала в ушах Абая. Она пронзила его в самое сердце. Абай запомнил каждое слово и невольно повторял стихи про себя.
Эти строки в одно мгновение сравняли с землей все величие двух родов. Казавшиеся высокими куполами, горделивая хвала и слава этих родов рухнули наземь от одного только удара поэтического слова.
Да, повсюду с уважением повторяют «Алшеке, Алшеке» - но ведь он-то и есть «плешивый кот». А его собственный отец, всесильный и грозный ага-султан Кунанбай - всего лишь «кривой ворон». Даже хазрет - «пес-хромец»... Ворон, владетель несметного богатства, властитель сильного рода Тобыкты, - хищный ворон, клюющий все самое лучшее и ценное у народа.
Что в мире сильнее слова? Абай вспомнил слова многомудрого Каратая: «Слово насквозь пронзает человека».
Весь во власти этих дум, Абай шел по улицам зимнего города, ничего не замечая вокруг. И вдруг ощутил в себе пробуждение каких-то великих сил, которым, казалось, подвластно все в мире! Внезапное неизведанное волнение охватило его.
Он оказался на пересечении улиц. Из переулка навстречу выехала тройка верховых. Подняв глаза, он сразу же узнал всадников и остановился в замешательстве. Медленным шагом ехали Божей, Байсал и Байдалы. Тот, кто ехал на гнедом с белой звездочкой во лбу, в середине, чуть впереди остальных, был Божей. Бледное лицо его, под пушистым лисьим тымаком, выглядело пасмурным. Борода и усы были прихвачены нады-шанным морозным инеем.
Абай в первый миг растерялся, ему еще не приходилось здесь, в городе, встречаться с Божеем. Но он быстро пришел в себя, настроился на доброе и, одиноко стоя на самой середине улицы, стал поджидать всадников, словно желая что-то им сказать. А те, то ли его вид показался им странным, то ли узнали его, стали придерживать лошадей и, наконец, остановились в трех шагах перед ним.
И тут Абай с особенной почтительностью, приложив руку к груди и склонив голову, учтиво отдал салем:
- Ассалаумагалейкум!
Еще во время учебы в медресе наставник учил: таким приветствием и поклоном надо почтить хазрета при встрече с ним на улице. Но, может быть, в памяти ожили слова матери при прощании, когда она наставляла его отдать самый почтительный салем Божею, когда встретится с ним в Каркаралинске? Было и то, и другое, но главное - Абай от всей души, искренне и непринужденно приветствовал Божея.
Необычное для степных детей изысканное приветствие встречного мальчика озадачило почтенного Божея. Натянув поводья туже, он вежливо ответил:
- Уагалейкумассалам, сынок.
Байсал, внимательно вглядевшись, узнал Абая. Лицо атками-нера исказилось неприязненной кривой улыбкой.
- Е-е, вот это кто, оказывается! Ну и ладно, поехали! - воскликнул он и хотел уже стронуть коня.
Божей остановил его:
- Придержи.
- Еще чего? Ты думаешь, мне приятно принимать салем от сына этого проклятущего? - проворчал Байсал, посмотрев хмурыми глазами на Абая и тут же отведя их в сторону.
Щеки у Абая вспыхнули. Пламя стыда и гнева опалило его лицо и перекинулось в самое сердце. Ни в чем не повинный, оскорбленный, униженный юноша уставился сверкающими глазами на Байсала.
Божей сразу понял, что происходит в его душе. Внимательно посмотрев на него, заговорил:
- Скажи откровенно, сынок: это отец тебе велел отдать салем при встрече?
- Отец тут ни при чем, Божеке. Я сам хотел приветствовать вас.
То состояние мира, согласия и доброго умысла к миру, что родилось в его душе сегодня, все еще жило в нем. Поэтому Абай сразу и настроился на доброе при встрече с Божеем. Но Божей и Байсал и все их окружение еще не знали, наверное, о решении Кунанбая примириться, хотя многие казахи Каркаралинска уже слышали об этом.
Только недавно, под вечер, Алшинбай послал к ним человека с просьбой прибыть к нему домой на переговоры, и все трое сейчас направлялись туда. Они ехали к Алшинбаю, не ведая о том, что это будут за переговоры.
Услышав ответ Абая, почтенный Божей посмотрел на мальчика теплее и молвил приветливо:
- Если сам решил и поступаешь не по наущению отца, то и я, по велению сердца, хочу дать тебе свое благословение. Ибо вижу в твоих глазах, мальчик, все хорошее, доброе и благородное.
Байсал, услышав эти слова, опять поморщился, хмыкнул и хотел отвернуться в сторону. Но Божей, опередив, повернулся к нему и, заметив движение Байсала, с самым серьезным видом сказал ему:
- Ты против того, чтобы дать ему благословение. Но знай: этот мальчик принесет в мир очень много доброго для людей.
Повернувшись к Абаю, старый Божей продолжил:
- Груз великого будущего лежит на твоих плечах, сын мой. Удачи тебе на твоем пути. От одного я хочу предостеречь тебя: да пусть убережет создатель твое сердце от жестокости и злобы твоего отца!
Торжественно произнеся слова благословения, Божей провел ладонями по лицу.
Абай, стоявший перед ним на снегу, тоже провел по своему лицу руками.
Всадники отъехали, продолжая свой путь. Байдалы все это время
