Любовь Онегина к бабушке Кларе - Мири Литвак
24. Солнечный рассказ
«Учёба кончилась», – начал дедушка, будто я точно знал, на каком месте он остановился в своём рассказе. Мы шли по направлению к отдалённой части бульвара, но дедушка не обращал внимания на прохожих, которые теперь его заполняли. Он был погружён во что-то своё. Сначала я думал, что в книгу, которая осталась лежать у него на кресле, однако он повернулся ко мне и сказал: «Вечером мама сказала мне: «Завтра поедем в Заречное, к тёте Тине. Ты останешься у неё, понял? Так будет лучше».
Я уже знал, что после того как арестовали его отца, дедушку отослали на Украину к тёте.
«Моя мама говорила серьёзно и строго, как будто что-то в наших отношениях изменилось, – продолжал дедушка. – Я кивнул. Вечером, когда я стелил постель на ночь, я подумал о том, что, ничего не зная, Сашка Толстый будет ждать меня на углу по дороге в школу. Я представил себе мальчишек, шёпотом переговаривающихся между собой. Но пожалел только о Сашке».
В этот раз с самого начала дедушка забыл о моём существовании. Он был сам с собой и не думал обо мне, но я не был против. Наоборот, мне хотелось исчезнуть, стать скрытой камерой, о присутствии которой никто не знает, а она видит всё.
«Я привык ездить в Заречное летом, – сказал дедушка, – хотя и понимал, что в этот раз причины нашего отъезда были невесёлые, я всё равно был рад. Я любил гостить у тёти Тины, может быть, потому что ездили к ней всегда летом, в каникулы. Ты понимаешь, моя мама была строгая, у неё был порядок, дисциплина. Она была женщиной твёрдой, решительной, в ней не было мягкости. А тётя Тина, напротив, представляла её полную противоположность. Вся – тепло, ласка и кротость».
Когда дедушка произносил имя тёти Тины, в его голосе слышались волнение и нежность, и я понимал, что это – человек дорогой и любимый. Я уже знал, что тётя Тина жила на Украине, в маленьком городке, который на самом деле был деревней. Там не было тротуаров и деревянный настил покрывал глинистую землю улиц вместо асфальта. Дома́ в этом городе тоже были деревянные, потемневшие от времени, и только на главной улице стояли несколько невысоких каменных домов.
Я видел фотографию тёти Тины. Она висела на стене у бабушки в маленькой комнате. Полная немолодая женщина, маленькие, глубоко посаженные глаза на чуть отёкшем лице. Выражение скромное, застенчивое, почти просящее. Трудно было представить, что это – сестра красавицы Леры. Она больше напоминала милую старушку, которая бредёт, переваливаясь из стороны в сторону, по деревянному тротуару и ведёт за руку маленького Солика.
«Я любил этот маленький город, – продолжал дедушка, – траву, которая щекотала ноги, речку с глинистым дном, из которого, когда по нему ступали, поднимались бурые пятна в чистой прохладной воде. Белые цветы распустившихся каштанов, большие блестящие яблоки и кисловатую холодную вишню. Дениска, соседский мальчишка, научил меня мастерить лук. Он показал мне, какую ветку надо выбрать, объяснил, как её высушить и как надрезать. Я любил мой лук. Длинный и гибкий прут пах зелёной свежестью и был чуть влажным, а оголённая ветка – немного клейкой. Но много я им не пользовался. Я уходил в лес, ложился в высокую траву и смотрел в небо. Оно было огромным. Стебельки щекотали мне лицо, и запахи цветов, деревьев и солнечного тепла сливались в один многосложный запах леса, сочный и опьяняющий».
Дедушка говорил размеренно, спокойно. Во всяком случае, волнения в его голосе я не чувствовал, а лица его не видел, потому что шёл рядом с ним. Он шагал уверенно, выбрасывая свой большой зонтик вперёд, как будто торопился куда-то. Его шаги становились все шире и шире, и я должен был приложить усилие, чтобы не отстать и тем самым не помешать ему, не отвлечь его от рассказа.
Но вдруг дедушка прервал свой рассказ. Сейчас мы шли по мокрому бульвару в полном молчании, как будто вокруг не было города, никого не было, ни мужчин с младенцами, ни собак, которые все равно уже начали расходиться по домам. Бульвар тоже выглядел по-новому: это был бульвар шумного делового квартала. Вдоль него мчались машины, люди сидели в кафе, и нервные телефонные разговоры доносились со всех сторон.
Дождик смыл всю пыль и грязь. Воздух был свежим и чистым. Я слышал звук наших шагов по асфальту и вдыхал влажность воздуха. Молоденькие листочки бульварного фикуса блестели, как будто улыбаясь мне. «Не беспокойся, эта история – радостная», – твердили они, кивая. Но всё же я не был совсем уверен.
«Я любил поезд, шум моторов и стук колёс», – произнёс дедушка, когда мы повернули на большом повороте.
Я подумал, что бабушка будет довольна продолжительностью нашей сегодняшней прогулки, потому что иногда дедушка быстро теряет терпение. Он усаживается на скамейку, посидит немножко, а потом заявляет: «Ладно, теперь идём домой». Иногда это случается в самом начале, и я ничего не могу поделать. Он тут же понимает, что я на бабушкиной стороне. «Ах ты, пятая колонна!» – смеётся он, но идти дальше не соглашается. Но в этот раз дедушка всё шёл и шёл, он был полон сил, и казалось, дорога перед ним – дальняя.
Небо совсем прояснилось, будто зима вдруг кончилась. Потеплело, стало влажно и удушливо тепло. Я расстегнул молнию моей новой куртки и откинул капюшон, который вдруг оказался тяжёлым и лишним. На бульваре тоже произошла перемена. Собак и малышей сменили пары, которые заботятся о своём здоровье и считают, что заниматься спортом необходимо, но у них недостаточно силы воли, чтобы встать рано утром на настоящую пробежку, тем более в дождливый зимний день. Сейчас они повылезали из домов, укутываясь в спортивные куртки, на которых напечатаны символы известных фирм, и новые рейтузы из лайкры обтягивали их дряблые ляжки. Некоторые ещё надели спортивные ленты на лоб, как у уимблдонских чемпионов, и специальные часы, которые строго отмеряют время, отведённое спорту, или, может быть, скорость ходьбы, точно не знаю. Лица их были серьёзными.
В кафе, мимо которого мы проходили, сидела группа велосипедистов, в кроссовках с прозрачными и блестящими подошвами. Специальные, для велосипедной езды, футболки туго обтягивали им грудь. Велосипеды отдыхали в стороне, в то время как велосипедисты сидели вокруг длинного стола и громко обсуждали что-то, активно жестикулируя. Я хотел указать на них дедушке и что-то сказать, но он
