Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

малышка, он говорил, что «распад Советского Союза — это безусловно важнейшее событие современности, и администрация Буша проявила в этом поразительное искусство…» А я помню эти слова, цыганочка. Я ведь тоже радовался распаду Советского Союза. Правда, я тогда не подумал, что будет с народами Советского Союза — знаешь, мне было не до того… А Киссинджер говорил так: «Я предпочту хаос и гражданскую войну в России тому, чтобы она вновь объединилась в централизованное государство». Странно, правда? Как же можно предпочитать войну? А сегодня мы ведь воюем, цыганочка. И многих людей убили. А многих еще убьют.

Тут вот что интересно, цыганочка. Если мы утверждаем, что среди народов есть «цивилизованные» и «варвары», то тем самым мы подходим к теории эволюции. Дело не в так называемом «культурном дарвинизме», цыганочка. Главная проблема в том, что эволюция не ведет никуда, кроме как в тупик. Совсем не варварство есть тупиковая ветвь эволюции — вот в чем парадокс. Теория Дарвина нам ясно показывает, что наиболее совершенная, селекционная ветвь вида оказывается в тупике: совершенство приспособлено лишь к определенным условиям, изменение климата, времени, экологии эту «высшую» ветвь цивилизации убивает. Ради самозащиты цивилизация выбирает наиболее неурожайную, дрянную представительницу самой себя, чтобы в ее лице уцелеть; а сама цивилизация отомрет. Вот в чем неприятность, цыганочка. Когда кого-то долго называют варваром, он им становится. А хорошо это или плохо, мы ведь с тобой не знаем.

Скоро рассвет. Серое окно стало бледно-желтым.

Анархист Кристоф стал ворочаться в кресле, шевельнул ногой.

Вот он, мой товарищ анархист, думал Рихтер, он не делит мир на «цивилизацию» и «варварство», потому что он не верит в демократию.

Позднее желтое зимнее солнце осветило библиотеку.

Глава 38. Разговоры игрушек и людей

— Пятачок, ты сможешь меня предать? — спросил медведь Пух.

Мария нарезала яблочный пирог, и мальчики разложили ломтики пирога по тарелкам игрушек. Льву Аслану достался самый крупный кусок, Аслан потребовал, чтобы его порцию разделили пополам, — и тогда младший из мальчиков забрал с тарелки льва половину порции.

— Спасибо, — проворчал Аслан, справедливый лев.

— Итак, — торжественно повторил плюшевый медведь Пух, — я жду ответа!

— Зачем такой вопрос? — спросил аспирант Каштанов. Он сладкого есть не стал, но чай прихлебывал, к беседе прислушивался. — Что тебя беспокоит, медведь Пух?

— Почему ты не спрашиваешь меня? — поинтересовался По, китайский панда. Панда говорил с набитым ртом, его слова вязли в пироге, но Пух все-таки разобрал.

— Мой юный друг По, ты живешь среди нас недавно. Насколько я понимаю, предать можно только того, кого хорошо знаешь.

— Как это: предать тебя? — удивился Пятачок. — Куда тебя надо передать? Нет, Пух, я бы не смог. Ты очень тяжелый.

— Ты можешь передать меня куда угодно, — сказал Пух горестно. — Предать — это значит отказаться от меня ради того, кто даст тебе вкусные вещи. Дадут вкусное и скажут: предай своего друга медведя Пуха! Ты обрадуешься и расскажешь все мои секреты.

— Какие секреты?

— Нет секретов. Но это неважно. Ты станешь дружить с кем-нибудь другим, а меня забудешь.

— А с кем? — заинтересовался Пятачок.

— Например, с гномами.

— Но я с гномами и так дружу.

— А теперь вместе с гномами ты прогонишь меня из дома.

— Куда ты пойдешь? — Пятачок был взволнован. — На улице дождь.

— Пятачок, тебе все равно, куда я пойду. Пусть я промокну.

— Ты заболеешь!

— Тебя это не беспокоит. Интересы гномов важнее.

— Не понимаю. — Пятачок расстроился. — Разве гномам хочется, чтобы ты болел? Чтобы у тебя отняли дом?

— Никогда, — успокоил его гном Тонте, — гномы не допустят такого. Никого нельзя выгонять на улицу в дождь.

— Я слышал, — сказал лев Аслан, который знал многое, — что среди людей такое случается. Стараются взять себе большую порцию, не такую, как у всех. И если им мало, отбирают у друзей.

— Часто, — подтвердила кошка Мурочка. Печальная плюшевая кошка помнила еще татарскую бабушку Марии. Помнила, как ту прогнали из дома. — Люди бывают жестокими. К другим людям и к зверям. И даже к игрушкам.

— Наверное, — сказал тигр Ры, — люди не понимают, что игрушки живые.

Тигр не сидел на стуле, а взобрался верхом на спинку стула и свесился головой вниз к пирогу. Передними лапами тигр держал тарелку, а задними обхватил верхнюю перекладину спинки стула. Это очень трудное упражнение для тех, кто ни разу не пробовал. Тигр был очень ловким и любил везде лазать; маленький мальчик многому научился у тигра.

— Люди не понимают самого важного, — сказала Мурочка. И когда все повернулись к плюшевой кошке, Мурочка сказала: — Многие до сих пор считают, что делать зло — правильно.

— Ты это придумала, правда? — с надеждой спросил Пятачок.

— Нет, Пятачок, так и есть, — объяснила кошка Мурочка. — Люди считают, что «хорошее» и «плохое» — это как отметки в школе. Успешному ученику ставят «пять», а неуспешному ставят «два». Когда как. Люди думают, что надо делать либо хорошее, либо плохое — в зависимости от того, кому ты это делаешь.

— Но если человек готов сделать или хорошее, или плохое, то, значит, человек не решил, что правильно: хорошее или плохое? Так? — пискнул Пятачок.

И маленький мальчик тоже спросил:

— Мурочка, объясни, пожалуйста. Значит, можно делать и то, и другое?

Все отвлеклись от пирога, повернулись к мудрой плюшевой кошке. Однако ответил за нее лев Марк Уллис.

— В словах Мурочки содержится противоречие, — сказал лев Марк Уллис, положив голову на свои тяжелые лапы и обводя взглядом большую семью. — Это противоречие не логическое, поэтому логику здесь требуется выстроить на основании этики. Перед нами этическое противоречие.

— Объясни, пожалуйста, Марк Уллис, что такое этическое противоречие, — вежливо попросил аспирант Каштанов. — Если не ошибаюсь, это означает то, что хорошее путают с плохим.

— Да, — согласился лев Марк Уллис.

— А что если, — и аспирант Каштанов перевел разговор в философские выси, надеясь на понимание игрушечного льва, — что, если существует нечто, стоящее над «хорошим» и «плохим»? Справедливость, она не хорошая и не плохая.

Аспирант Каштанов пришел в гости к Марии и мальчикам, его теперь часто приглашали пить чай, и Каштанов почтительно беседовал с Асланом и Марком Уллисом.

— Я ведь учусь у тебя, Марк Уллис, — добавил Каштанов, чтобы не обижать льва. Это стандартный университетский прием: обычно, унизив студента, преподаватель добавляет: «я многому научился у вас», имея в виду то, что наивность и невежество тоже учат.

Собираясь в дом Рихтеров, Каштанов всегда старательно брился, гладил рубаху, чистил обувь, приводил себя в такой аккуратный вид, какой в университетском городке не в почете. Он и сам