Вечный день - Юлиус Фучик

— Поручик!

Офицер, появившись у входа, вытягивается в струнку, вид у него сокрушенный: вероятно, предчувствует, что начальник готов капитулировать.

— Слушаю!

— Велите подать фаэтон. Я поеду с этим юношей к господам из Отечественного фронта… Где их резиденция, если не секрет?

— В Областном управлении, — торжественно сообщает Николай, не сомневаясь, что это произведет впечатление.

Полковник и поручик встречают новость с каменными физиономиями, и все же скрыть волнения им не удается — в Областном управлении уже хозяйничают коммунисты! Поручик поворачивается кругом, его шаги звенят и замирают в длинном коридоре.

— Вы служили? — прерывает размышления Николая командир полка, силясь застегнуть пуговки жесткого воротничка.

— Нет.

— Я так и подумал. А вы хоть умеете обращаться с оружием?

— С каким оружием?

— Которое оттопыривает ваши карманы.

— Да.

— Когда вас призовут на службу, вы поймете, что армия не политическое ведомство и что для государства лучше, если она вне политики.

— То, что происходит у нас, господин полковник, — не просто политика. — Николай старается отбить у него охоту говорить с ним покровительственным тоном. — Это — революция!

— Все разно, что политика, что революция… Армия должна оставаться в стороне.

— В стороне от рабочих и крестьян?

— В стороне от их вождей. — Полковник ищет глазами фуражку. — Господина Токушева типичным пролетарием не назовешь, верно?

— История заставит вас сделать выбор между ним… — Николая осенила еще одна идея, и он решает рискнуть: — …и Крачуновым!

Начальник гарнизона садится на кровать. Его руки с растопыренными пальцами лежат на коленях.

— Кто это — Крачунов?

— Начальник Общественной безопасности.

— С какой стати вы мне о нем говорите?

— Ночью он был у вас, здесь!

Полковник сидит, не поднимая головы, он явно шокирован. Это длится недолго, он выходит из шокового состояния, его голос обретает свойственную ему твердость:

— Я его прогнал!

— И правильно сделали. О чем он вас просил? Чтобы вы предоставили ему убежище?

— Да.

— Крачунову во всей Болгарии не будет убежища!

Начальник гарнизона притворно кашляет, а Николай прямо-таки окрылен тем, что настало наконец время, когда зрелые люди побаиваются юнцов и даже подчиняются им — в сущности, детям! Кто знает, может, это самое светлое и чистое время в истории народа?

— Готово, господин полковник! — рапортует поручик.

Начальник гарнизона встает, привычным движением оправляет ремень и уходящую под погон портупею и быстро шагает к выходу. Николай и поручик следуют за ним. Однако в фаэтоне полковник вдруг преображается: закинув ногу на ногу, он любезно улыбается, родинка на щеке делает его улыбку наивной и непосредственной (природе тоже свойствен обман).

— Мне ехать с вами? — фамильярно спрашивает у него поручик, поставив на ступеньку ногу в блестящем сапоге.

Но полковник мягко отстраняет его:

— Не бойтесь, мне они ничего не сделают! — И касается пальцем квадратной спины возницы — пожилого солдата с лихо закрученными усами. — К Областному управлению!

Фаэтон трогается, оставив позади толпу солдат — серых, однообразных, но на всех лицах словно написан один вопрос, который нетрудно угадать: «Куда это понесла его нелегкая? Неужто он станет противиться буре, бушующей за каменной оградой казарм?»

А за каменной оградой стоит и ждет Елена. Увидев Николая и полковника, сидящих рядом на плюшевом сиденье фаэтона, она вытягивает шею и смешно таращит глаза. Николаю так хочется помахать ей рукой, но он воздерживается — все-таки инструкциями Кузмана пренебрегать не следует. И Виктор при виде фаэтона и его пассажиров тоже ошеломлен — он медленно пятится назад с винтовкой в руках.

— В чем дело? — Волнение Николая замечает начальник гарнизона. — Что вас встревожило?

Николай не отвечает. Его миссия близится к концу. На площади перед Судебной палатой фаэтон с трудом пробивает себе путь. Возница то и дело кричит:

— Дорогу! Поберегитесь!..

Вокруг бурлит народ — вооруженный и невооруженный, с белыми повязками на руках и с буквами ОФ, со всех сторон несутся возгласы:

— Смерть фашизму!

— Свобода народу!

Но тут происходит нечто такое, что наполняет Николая чувством торжества и радости: заметив полковника Грозданова, люди расступаются, молча, хмурые, пропускают его, перед ним — живая стена ненависти и несломленной решимости. Цокают подковы, мягко пружинят рессоры, а тишина вокруг становится все более плотной и зловещей. «Вслушивайся в эту тишину и мотай на ус! — внушает Николай не столько себе, сколько полковнику. — Но разве эти слова могут дойти до его сознания сквозь толстый лоб и многолетние пласты предубеждений?» — думает он.

— Поживей, поживей!.. — тревожно повторяет полковник, бледный как мел.

* * *

Николай последним спрыгивает с фаэтона, очень разочарованный всеобщим безразличием. Можно подумать, что не он, а кто-то другой доставил начальника гарнизона, словно успешно осуществленный им дипломатический маневр ничего не стоит! Даже бай Георгий его не замечает, «ухаживая» за полковником. Николай смотрит вокруг, пытаясь найти в толпе знакомые лица, а может, и его самого заметят зоркие свидетели этого исторического момента, и с удрученным видом плетется к Областному управлению. Он садится на ступени лестницы — надо немного прийти в себя после такого напряжения и дождаться других участников «экспедиции», уж их-то он потряс. Вот и Елена, она машет ему рукой, подбегает и садится рядом, сияющая и довольная:

— Ну ты молодец!

Он смотрит на Елену исподлобья — уж не издевается ли? Однако ее ликующий взгляд подбадривает его.

— О чем ты? — спрашивает Николай.

— Доставил-таки его, голубчика! Как он, не особенно артачился?

— Пошел как миленький, хотя поначалу хорохорился… Ты понимаешь, мне кажется, что военные тоже напуганы…

Елена задумывается, лицо ее снова делается суровым.

— Хорошо, если они напуганы. Но мы должны предвидеть, что будет дальше.

И Виктор уже здесь, он снимает с плеча винтовку и тоже садится на ступеньку, восторженно глядя на Николая.

— Триумфальное шествие в фаэтоне! Будь один из вас женщина, вас приняли бы за новобрачных!..

Они весело смеются, согретые внезапным приливом нежности друг к другу. Как всегда, первой становится серьезной Елена:

— Мне показалось, будто я видела тут свою мать…

— Где? — озирается Николай.

Жену аптекаря он хорошо знает и без труда обнаружил бы в толпе.

Елена тяжело вздыхает.

— Где-то около театра. До того расстроена!.. — говорит девушка и поднимается со ступеней. — Вчера вечером Кузман не позволил мне навестить родителей, но теперь обстановка другая. Чего ради я должна откладывать?

Николай вопросительно смотрит на Виктора, подмигивает.

— Ну что, разрешим ей?

— Разрешим.

— Стану я вас спрашивать! — Елена уходит, но на нижней ступени останавливается. — С оружием?

— Что за вопрос! — строго говорит Николай. — Теперь мы не скоро с ним расстанемся.

Молодые люди провожают взглядом ее хрупкую фигурку.

Елена пробирается сквозь толпу, на время задерживается у почты, очутившись в объятиях какой-то девушки, исчезает в глубине