Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров
— Помещения для экипажей готовы, ты можешь устроить своих людей в том, которое им больше придется по вкусу, — заявил Шлоссенберг. — И, раз уж мы заговорили о людях, у меня к тебе большая просьба, Фридрих. Постарайся свести контакты своих моряков с охраной бункера до необходимого минимума.
— Секретность? — усмехнулся адмирал.
— Увы! Война диктует нам свои законы. Да, Фридрих, секретность, будь она проклята! Я за нее отвечаю, и мне бы очень не хотелось, чтобы информация, которую нижним чинам вовсе незачем знать, свободно циркулировала между солдатскими казармами и матросскими кубриками. Охране ни к чему сведения об устройстве, вооружении и ходовых качествах твоих субмарин, а матросам не нужны лишние подробности, касающиеся планировки, расположения и системы охраны бункера. Русские не дремлют, а до того времени, когда пробьет час нанести основной удар, наше главное оружие — тайна.
— Ты можешь не беспокоиться на этот счет, — серьезно заверил Ризенхофф. — Предвидя твое пожелание и находя его вполне разумным и справедливым, я уже отдал соответствующий приказ. Думаю, взаимная неприязнь, издавна существующая между моряками и сухопутными кры… гм… войсками, будет весьма способствовать выполнению этого приказа и соблюдению столь милой твоему сердцу секретности.
— Надеюсь, в глубине души сам ты не питаешь этой неприязни, — рассмеялся Шлоссенберг.
— Ну что ты, Хайнрих! Подобные предрассудки — удел нижних чинов. Нужно же им чем-то тешить свое самолюбие! Мы с тобой делаем одно большое дело, а скоро плечом к плечу пойдем в бой, который, возможно, в корне изменит весь ход войны. Какая тут может быть неприязнь!
— Что ж, в таком случае мне не придется жалеть о приготовлениях, сделанных к твоему приезду. Твои апартаменты тебя ждут, как и горячая ванна…
— Ванна?! Хайнрих, ты — бог!
— Возможно. Увы, на очень ограниченном пространстве. Но оно в твоем полном распоряжении, Фридрих. Когда будешь готов — скажем, через час, — жду тебя у себя. Я за это время закончу кое-какие мелкие дела…
— Несомненно, секретные?
— Несомненно. Здесь все дела секретные, даже поход в ванную или то, чем мы займемся, когда я освобожусь.
— Звучит интригующе и в некотором роде даже двусмысленно…
— Никаких двусмысленностей, старина! Нас ждет бутылка хорошего французского коньяка. Их было две, но одну расстрелял мой главный инженер и старый друг Курт Штирер.
— До меня доходили отголоски этой грустной истории, — перестав улыбаться, сказал Ризенхофф.
— О, не сомневаюсь! Слава богу, фюрер не придал ей большого значения, удовлетворившись содержавшимися в моем рапорте объяснениями. А скандал мог получиться грандиозный. Еще бы, перестрелка между начальником строительства и комендантом строящегося секретного объекта!
— А причина?..
— Все тот же коньяк, вступивший в чересчур бурную реакцию с мозельским. Ну, и еще романтические бредни юности, от которых он так и не сумел избавиться: свобода, равенство, братство, гуманизм… Он сочувствовал заключенным, и в тот злосчастный вечер мы крепко поспорили на эту тему. Если бы я знал, что он так болезненно все это воспринимает, то не стал бы загонять его в угол. Но я погорячился, и он использовал оружие в качестве последнего аргумента. Знал бы ты, как мне его не хватает! Мы были дружны в юности, да и на строительстве без него как без рук.
— Сочувствую тебе, — сказал адмирал, — но советую поскорее выбросить его из головы. Мягкость, проявляемая к представителям низших рас, не имеет ничего общего с рыцарским отношением к побежденному противнику. Они подлежат истреблению, и количество страданий, которые им придется претерпеть в процессе этого истребления, не имеет значения. Тот, кто с этим не согласен, уже наполовину враг. А тот, кто стал на их сторону с оружием в руках, автоматически переходит в тот же разряд, что и они, и должен быть уничтожен вместе с ними без тени сожаления.
Выслушав эту лекцию, в которой вовсе не нуждался, бригаденфюрер указал Ризенхоффу путь в отведенные ему апартаменты, повторил приглашение и, распрощавшись с адмиралом у подножия ведущей на второй жилой уровень лестницы, быстрым шагом направился куда-то вглубь бункера через лабиринт узких коридоров и проходов, идущих фортификационным зигзагом и защищенных пустующими пока пулеметными гнездами. Охраны внутри бункера было еще меньше, чем прежде: скрыв побег своего пленника, Хайнрих фон Шлоссенберг вовсе о нем не забыл и выставил передовые дозоры на дальних подступах к объекту. Он сделал все, что мог, чтобы превратить бункер не просто в неприступную крепость, а в хитроумную ловушку, готовую захлопнуться при малейших признаках опасности. И теперь настало время посмотреть, что за дичь в нее угодила.
Глава 13
— Береза, я Штрафник. Вышел в заданный район, веду наблюдение.
Рация прохрипела в ответ что-то неразборчивое, но явно утвердительное. Павел снял наушники и махнул рукой Ильину, который, ежась от ветра и холодных брызг, неловко переступал с ноги на ногу на скользких камнях у выхода из грота. Получив сигнал, художник оживился, повернулся к катеру спиной, немного поколебался, выбирая, куда ступить, и неуклюже перепрыгнул на соседний обломок скалы, едва с него не сверзившись. «Не убился бы», — подумал Лунихин.
Перебираясь с камня на камень, Ильин вскарабкался по крутому склону прибрежной осыпи и скрылся из вида. Вскоре он появился опять, на ходу сматывая гибкую проволочную антенну. Павел отвязал конец проволоки от стационарной антенны рации, и доносившееся из висящих на крюке наушников хрюканье помех сменилось ровным шумом — если снаружи прием был скверным, то здесь, в образовавшемся под воздействием веками точивших камень волн крошечном естественном гроте, он и вовсе отсутствовал. Лунихин выключил рацию и осмотрелся.
Команда, пользуясь выдавшейся передышкой, прохлаждалась на берегу. Пригодный для этого приятного занятия участок представлял собой круто спускающийся к воде, усеянный каменными обломками и галькой пятачок чуть побольше обеденного стола, и его почти целиком занимал по-хозяйски рассевшийся на валуне сержант Во-лосюк. Стоянка длилась уже второй час, и мордатый надзиратель успел немного оправиться. Правда, он пока не жрал, но чувствовалось, что еще один час, проведенный на твердой земле, вернет ему аппетит.
— Нет, так-то воевать и дурак сумеет, — во всеуслышание объявил сержант и полез в карман за папиросами. — Спрятались от фрица в этой норе и думают, что им за это звание гвардейского экипажа
