Вечный день - Юлиус Фучик
— Приготовить гранаты! — приказал Космаец, когда до переднего танка оставалось не больше сотни метров. И в это мгновение танк почему-то резко свернул влево, уткнулся в высокий бруствер траншеи и застыл на месте. Третий танк начал медленно откатываться назад и вскоре скрылся за кустарником.
— Взвод, за мной! — закричал Перкович и, пригнувшись, побежал наперерез отступающему танку.
Фашисты в замешательстве стали отходить. Космаец поднялся с криком «На йуриш, напред!»[37], и батальон ринулся в атаку.
Комбат перескочил через канаву, выбежал на дорогу и вдруг почувствовал резкий толчок в левое плечо. Боли не было, только рука безжизненно повисла вдоль туловища, как подрезанная ветка.
— Вот негодяи! Что сделали!.. — выругался Космаец. — Совсем новую шинель испортили. Кровь теперь ничем не отмоешь!
Он бросил автомат, схватился за плечо и только тогда почувствовал острую боль. Она пронизала все тело, как ток.
Партизаны атаковали немцев с двух сторон, и стрельба вскоре утихла, потом она возобновилась, но выстрелы звучали все реже и реже и наконец совсем умолкли. На дороге горел подожженный грузовик, чуть в стороне валялся брошенный пулемет, рядом с ним змеей скрутилась наполовину пустая лента, над землей стлался зловонный дым.
— Ты ранен? — увидев на рукаве Космайца кровь, спросил комиссар, когда они встретились возле подбитого танка. — Пойдешь в лазарет?
— Не думаю. Рана пустяковая.
— Надо немедленно сделать перевязку. — Комиссар позвал Симича, который с группой солдат вел по дороге пленных. — Иовица, немедленно пришли сюда свою санитарку. Командир батальона ранен.
— Вы же знаете, друже комиссар, что у меня нет санитарок, — с упреком ответил Симич. — Командир сам разрешил Десанке уйти из роты, а на ее место забыл прислать другую.
— Я пришлю свою, — сказал командир первой роты.
Минуты через три, запыхавшись, прибежала санитарка. Она выглядела утомленной, под глазами — синие круги. Это была женщина лет тридцати, с седыми висками и множеством морщинок на лице. Ее муж погиб в августе на реке Дрин, и она до сих пор носила траурную ленту на отвороте куртки. Когда-то она была очень красивой, с правильным продолговатым лицом, большими черными глазами и тонким носом с горбинкой, но война преждевременно сделала ее старухой.
— Вам больше не воевать, — объявила она, закончив перевязку, и принялась собирать свою сумку.
— Ну, ну, нечего пугать пуганого, — скривился от боли Космаец, тщетно пытаясь улыбнуться.
— Я кое-что понимаю в ранах, — сказала санитарка, словно прочла в его взгляде невысказанную мысль. — Вам все-таки придется лечь в лазарет, и чем раньше, тем лучше для вас.
— Спасибо за совет, Анкица. Я постараюсь ограничиться вашей помощью. В роте много раненых? — спросил Космаец, чтобы переменить тему.
— Было пять, один уже умер… Если у вас начнутся боли, примите вот это. — Она достала из кармана таблетки и отдала ему. — Но все равно без лазарета не обойтись. Рана опасная.
Перевязанная рука не влезала в рукав, и Космаец, накинув шинель на плечо, с трудом застегнул ее на две нижние пуговицы. Боль немного поутихла.
Погибших партизаны похоронили у перекрестка дорог на высоте. Все было как положено: братская могила, три залпа и надгробная речь комиссара, которую прервал подоспевший на мотоцикле связной из штаба бригады. Он привез пакет и отдал командиру батальона. И комиссар стал больше следить за выражением лица Космайца, чем за своей речью. На нем все так ясно отразилось, что всякие объяснения были лишними.
— Надеюсь, теперь ты доволен, — подходя к Космайцу, сказал комиссар. — Как видишь, наступил наш черед, и о нас, оказывается, помнят.
Космаец улыбнулся посиневшими губами, руки его дрожали, на щеках пробивался нездоровый румянец, казалось, его трясла лихорадка.
— У нас осталось очень мало времени. Через час, — Космаец взглянул на часы, — через час и десять минут нас вводят в бой. Мы будем наступать на Шид. Времени в обрез. Надо по дороге поговорить с бойцами.
— Ты поговори со второй ротой, — предложил Алексич, — побывай в пулеметной, остальные подразделения предоставь мне. Если будет время, постараюсь перед наступлением собрать коммунистов и скоевцев[38]. Нужно поставить им задачу. Они должны идти впереди.
— Да, это очень важно, — согласился Космаец и, тронув лошадь, приказал батальону выступать.
Колонна зашевелилась. Дорога шла под уклон. Фрушкая гора осталась позади, а впереди простиралась бесконечная равнина, подернутая синеватой дымкой. В степи было холоднее, чем в лесу. На это никто не обращал внимания, как не обращали внимания на убитых немцев. Чем ближе подходили к Шиду, тем больше встречалось убитых — в поле, в канавах, на дороге. Их никто не подбирал и не хоронил, над ними с криком носились стаи ворон. Повсюду валялись стреляные гильзы, пустые патронные ящики, брошенные винтовки, перевернутые пулеметы, искореженные минометы и орудия. В нескольких местах догорали танки. Дорога была перепахана глубокими воронками от снарядов, деревья на обочинах выкорчеваны и поломаны, будто пронесся ураган невиданной силы. Справа и слева от дороги щетинились проволочные заграждения. И чем ближе партизаны подходили к Шиду, тем чаще встречались проволочные заслоны и минные поля.
Небольшой городок Шид казался неприступной крепостью, воздвигнутой посреди Сремской равнины. Все подходы к нему были заминированы. На перекрестках улиц стояли бетонные доты, приспособленные для круговой стрельбы. Многие дома превращены в опорные пункты, обнесены заборами. Однако это не помогло. С самого утра над городом кружили самолеты, сотрясали землю взрывы бомб. Во второй половине дня на Шид обрушился огонь артиллерии. В минных полях и проволочных заграждениях образовались громадные зияющие бреши.
Батальон Космайца наступал в центре бригады, левее пятого и правее четвертого. За несколько минут до атаки из-за железнодорожной насыпи появилось десятка два средних танков с красными звездами на башнях. Это вдохновило бойцов, и они ринулись на штурм как одержимые. Земля содрогалась, в воздухе на разные голоса визжали осколки, рушились дома, падали скошенные деревья и убитые бойцы, но живых нельзя было остановить. Они выполняли свой долг и неудержимо рвались вперед, попирая собственную смерть. Под вечер на минуту выглянуло солнце, словно захотело взглянуть, что творится на этой земле. И, увидев невообразимый хаос, тут же скрылось за серыми облаками.
В сумерки город был освобожден. Батальон не останавливаясь двигался вперед, едва успевая за танками. Вскоре танки из-за нехватки горючего вынуждены были вернуться в город, но батальон продолжал наступление. Он
