Альпийские снега - Александр Юрьевич Сегень

Слава богу, наконец-то приехали в Улан-Батор, где их встречал Дашдорджийн Даваа, почти что родной человек. На окраинах города и впрямь мелькали юрты, потом пошли глинобитные домики, а центральную площадь, носящую имя первого главнокомандующего армии МНР Дамдина Сухэ-Батора, окружали невысокие, но вполне европейские здания.

— Сейчас вашу жену и дочек отведут в столовую и затем к месту жительства, а мы с вами пойдем вон в то здание, — сказал Даваа, пожимая руку Драчёва обеими руками, как принято приветствовать дорогого гостя. — А это памятник нашему Сухэ-Батору, который сделал ваш советский скульптор Померанцев, — указал он на обелиск со звездой и всадником.

Гости чувствовали себя не в своей тарелке — в Орду приехали! — в лицах жены и девочек читался страх, отец старался не подавать виду, что и его одолевает чувство боязливости.

— Нечего бояться, — приободрил он Марию, Нату и Гелю, — мы приехали помогать им в борьбе с японцами, и они нас будут всячески опекать. Идите в столовую, а потом вас разместят.

— В юрте? — спросила Геля.

— Скорее всего, в городской квартире, — ответил отец и вздохнул. — К сожалению.

— Хотим в юрте-е-е! — плаксиво протянула Ната.

— Будет вам юрта. Потом. Выполняйте приказ!

— При-каз?!

— Да, приказ. Отныне вы находитесь в обстановке, приближенной к боевым действиям, и обязаны неукоснительно исполнять то, что вам приказывают старшие.

И тут он понял, почему педология — враждебная наука. Она отрицает приказы, требует, чтобы любой приказ подробно объяснялся. А значит, мальчики, когда вырастут и пойдут в армию, не будут приучены выполнять приказы командиров. Так вот зачем из Америки завезли к нам эту заразу! Стало быть, проповедники педологии суть не что иное, как вредители. Начиная с Луначарского. То-то ему не нравилась какая-то надуманная фамилия первого наркома просвещения. Стал выяснять, и оказалось, что наркомпрос носит фамилию своего отчима, а тот происходил из дворянского рода Чарнолусских, который переставил слоги, чтобы красивенько получилось, поэтичненько.

Но Луначарский умер по пути в Испанию, а педология осталась в России, и сейчас не до них. Чем встретят товарищи монголы?

Говоря про обстановку, приближенную к боевым действиям, Павел Иванович лишь слегка преувеличивал. Япония на востоке, подобно Германии на западе, военизировалась и начала экспансию на соседние страны, стремясь завладеть как можно большим количеством источников сырья и рынков сбыта. В 1932 году японцы оккупировали Маньчжурию, создали здесь марионеточное государство Маньчжоу-Го в качестве плацдарма для дальнейшего продвижения на запад, и следующей на пути становилась Монголия, на восточной границе которой началось сосредоточение японских войск, а саму границу японцы предложили провести по реке Халхин-Гол и тем самым оттяпать у монголов восточную часть территории. Начались военные провокации, а переговоры об установлении границы Монголии и Маньчжоу-Го ни к чему не приводили и зашли в тупик. Стало ясно, что в обозримом будущем не избежать войны, и 12 марта 1936 года СССР и Монголия подписали «Протокол о взаимопомощи», началось развертывание войск Красной армии на территории МНР. Япония ответила новыми провокациями — ее стрелковые части при поддержке танков и самолетов в конце марта атаковали пограничные заставы Монгол-Дзагас, Булан-Дерсу и Адык-Долон, монгольские пограничники отражали нападения, покуда подошедшие войска не отбрасывали японцев. Уже в этих боях участвовали красноармейцы, а о событиях докладывал непосредственный участник — начальник Разведывательного управления РККА комкор Урицкий, племянник того самого Моисея Урицкого, председателя Петроградского ЧК.

Так что боевые действия здесь уже проходили, и следовало ждать их повторения. Вот зачем сюда прислали помощника командующего войсками Сибирского военного округа по материальному обеспечению дивинтенданта Драчёва. С семьей и надолго. Ибо кто лучше его мог в кратчайшие сроки наладить снабжение войск, выдвигающихся к восточным границам дружественной Монголии?

Звание дивинтенданта он получил осенью 1935-го, сразу после постановления ЦИК и Совнаркома «О введении персональных военных званий начальствующего состава РККА», и соответствовало оно званию комдива, ниже комкора, но выше комбрига, а к моменту его приезда в Монголии командовал комбриг особой мотоброневой бригады Московского военного округа Василий Шипов. Поздоровавшись и познакомившись друг с другом, он и Драчёв вошли в здание Министерства обороны, где в своем кабинете их встречал сам Хорлогийн Чойбалсан, только что возведенный в маршалы, каковые появились в Монгольской народной армии сразу после учреждения маршальских званий в РККА. На груди у него красовались как ордена МНР, так и наши — и Боевое Красное Знамя, и Ленин, и XX лет РККА. Он протянул руку, и Шипов пожал ее правой рукой, а Драчёв обеими в знак особого уважения. Чойбалсан пригласил не к письменному столу, а к круглому, на котором гостей ждало угощение. Расселись, маршал налил в пиалу чай, добавил в него чайную ложку сливочного масла, немного молока и горстку пожаренного ячменя, подал дивинтенданту первому, как старшему по званию. Павел Иванович взял пиалу двумя руками и поклонился маршалу, а когда тот подал ему тарелку с пряженцами и какими-то сладостями в виде белых цилиндриков, Драчёв взял, поставил тарелку перед собой и положил поверх нее руку ладонью кверху, что тоже свидетельствовало о его глубоком почтении к хозяевам. Шипов же явно ничего не знал о монгольском этикете и все принимал, как принимают в русских домах — с поклоном и «спасибо». Павел Иванович глянул на Даваа и увидел, как тот одобрительно моргнул обоими глазами.

— Это, я понимаю, цагаан идээ? — спросил дивинтендант, кивая на белые цилиндрики.

— Это лучшие цагаан идээ во всей Монголии, — вместо Даваа вполне по-русски ответил маршал. — Отведайте.

— Баярлала, — сказал Драчёв спасибо по-монгольски, на что Чойбалсан разразился длинной тирадой на своем языке, но сам же и перевел: — Кушайте на здоровье, дорогие советские друзья. Как погода в Москве и в России?

— Погода прекрасная, майская, — ответил Шипов. — Только у вас по утрам и вечерам холодно, а днем жарко, а у нас такого нет.

— Это хорошо или плохо? — спросил маршал.

— Это великолепно! — воскликнул дивинтендант, спеша восхититься, покуда комбриг не испортил этикет и не разругал монгольскую погоду. — Утром холод заставляет вскочить и двигаться, потом солнце согревает, а вечером холод освежает перед сном.

— Наша особая мотоброневая бригада расположилась в Ундурхане... — снова заговорил Шипов, но Драчёв перебил его:

— Товарищ комбриг, погодите о делах, здесь так не принято, сначала надо о погоде, о здоровье...

— Ничего, — махнул рукой Чойбалсан, — мы люди военные, нам важнее о