Альпийские снега - Александр Юрьевич Сегень
И вот теперь, после заключения советско-монгольского договора о военной помощи, семейство Драчёвых попало в новую волну монголёров, состоящих из военных и их семей. Впрочем, с семьями мало кто приезжал, это Повелеваныча прислали сюда всерьез и надолго; в основном, как Шипов, военспецы прибывали не на постоянное жительство, а в командировку. И жили они не в столичных квартирах, а по месту дислокации войск. Вот как раз таки в юртах.
Первое лето в Монголии — сплошное удивление. Поначалу не знали, куда себя девать, а потом пошли ягоды и грибы, коих в окрестностях Улан-Батора немереное изобилие, а местные не собирают, на сбор грибов вообще смотрят как на сумасшествие. А Мария Павловна не могла мириться с таким неведением, нажаривала огромными сковородами белых, моховиков и маслят и носила угощать:
— Да вы только попробуйте, как это вкусно!
Пробовали и удивлялись: надо же, какие эти русские причудливые, научились есть то, чем только лесные зверьки питаются. Многие нос воротили: нам это ни к чему, а многие тоже стали увлекаться сбором грибов и их приготовлением.
Как и положено, 11 июля в Улан-Баторе начался всенародный праздник наадам. Чойбалсан пригласил все семейство Драчёвых, и накануне произошла ссора с Натой и Гелей. Две озорницы между собой называли маршала Колбасаном. Им:
— Перестаньте!
А они продолжают: Колбасан да Колбасан.
— Вот только попробуйте его так назвать! Уж я придумаю для вас наказание!
Вроде бы угомонились, бормочут:
— Не Колбасан, а Чойбалсан. Не Колбасан, а Чойбалсан... — Но все равно хихикают: — Чай, колбаса — вот и Чойбалсан.
Отец рассвирепел:
— Вас предупредили! Учтите! Наказание будет строгое.
Полное название этого ежегодного монгольского гулянья — эрийн гурван наадам, что означает «три мужских игрища».
— Первое игрище — бухэ барилдаан, по-вашему — борьба, — объяснял Чойбалсан, располагаясь вместе с Драчёвым под шатром для особых гостей фестиваля. — Однажды на пиру Чингисхан предложил побороться двум одинаково сильным баатарам — Бэлгудэю и Берибуке. Они боролись-боролись, боролись-боролись, и ни один не мог победить. «Ладно, — сказал Чингисхан, — тогда пусть скачут, и кто первым доскачет вон от того холма до моих сапог, тот победил». Так появились мори урилдаан — скачки. Поскакали два баатара, и оба одновременно коснулись рукой сапог величайшего, Бэлгудэй левой рукой правого сапога, а Берибуке правой рукой левого сапога. — Тут Чойбалсан своей правой рукой похлопал левый сапог Павла Ивановича, и тот смутился, поскольку не являлся Чингисханом. А маршал продолжил рассказ: — «Раз так, — сказал Чингисхан, — пусть теперь будет сурхарбаан. И кто из лука погасит свечку в моей руке, тот и победитель». Взял две свечки, зажег и встал вот так, как Иисус Христос. В одной руке свечка горит, и в другой руке свечка горит.
— И они оба погасили? — догадался Павел Иванович, глядя на то, как Чойбалсан раскинул в разные стороны руки, будто и впрямь Иисус Христос распятый.
— Откуда ты знал? — от души засмеялся маршал и погрозил Драчёву пальцем. — Ты все знаешь! А скажи, что было потом?
— Потом?.. — задумался Павел Иванович. — Потом монголы стали каждый год проводить игры мужчин. Борьбу, скачки и стрельбу из лука. В память о Чингисхане, величайшем завоевателе всех времен и народов.
— Правильно, — кивнул Чойбалсан. — Тот памятный пир происходил в одиннадцатый день месяца долдугаар, по-вашему июля. И монголы особо чтут долдугаар сарын арван нэгэн. Одиннадцатое июля. Именно в этот день и начинается наадам. В первый день — бухэ барилдаан.
— Борьба, — сказал Драчёв.
— Правильно. Второй день?
— Скачки на лошадях.
— Правильно. Мори урилдаан. А в третий?
— Сурхарбаран.
— Какой тебе баран! — засмеялся маршал. — Сурхарбаан.
— Извиняюсь. Стрельба из лука.
— Не извиняйся. Ты в каком году родился?
— В восемьсот девяносто седьмом. Двадцать девятого января. В следующем году сорок лет будет.
— А я в девяносто пятом. Восьмого февраля. Мне уже сорок два. Так что я твой старший брат. По-монгольски — ах.
— Ах?
— Ах — брат. Я твой ах, а ты мой дуу, младший брат. Смотри, смотри, начинается!
И они стали смотреть состязания борцов.
На другой день Павел Иванович взял с собой Марию Павловну, Нату и Гелю смотреть скачки. Строго приказал им вести себя чинно, благородно, эмоции сдерживать, и они выполнили приказ отца. Лишь однажды Геля не выдержала, захихикала:
— Какие у них лошадки мелкие! Не то что у нас.
— Зато выносливые, — сказала Мария Павловна. — На таких лошадках монголы завоевали всю Азию и половину Европы.
— Молодец, дывынтындант! — услышав это, восхитился маршал. — Какая жена умная у тебя! Умная, прямо как монголка. — Он всмотрелся в лицо Марии Павловны. — И похожа на монголку. Монгол эмэгтей. Уважаемая, у тебя в роду были монголы.
— Не было, — смутилась Мария Павловна.
— А я не спрашиваю, я говорю. Были.
На третий день состязались лучники, и Драчёв снова взял с собой жену и дочерей. Чойбалсану явно понравилась Мария, и он хорохорился:
— Знаете, что значит мое имя? Чой — держит. — Он показал, будто держит в пальцах пиалу. — Балсан — величие. — И он набрал полную грудь воздуха, словно намереваясь сдуть всех, кто там состязался в стрельбе. — То есть держащий величие. Я держу величие Чингисхана и Сухбаатара. Хотите, покажу, как они стреляли из лука?
— Хотим, хотим! — ответили Ната и Геля.
И он отправился к стрелкам, одетый в длинный шелковый халат — дээл — ярко-синего цвета, препоясанный алым кушаком, в бархатной шапочке — хилэн малгай — с отворотами и тонкой башенкой. Под подбородком хилэй малгай подвязывалась так, что башенка торчала под наклоном вперед.
— Смешная у него шапочка, — хихикнула Геля.
— Цыть! — строго осадил ее отец.
Состязающиеся стреляли из лука по чучелам быков, но, когда к ним спустился Чойбалсан, чучела заменили живыми
