Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская

– Ну и бог с ним! – закончила тетя Жюли. – Свет не клином сошелся. Мимочка может сделать еще гораздо лучшую партию. Хорошо, что он уехал из Петербурга. По крайней мере, все это поуляжется и позабудется. Нечего приходить в отчаяние. Поверьте, что все делается к лучшему.

И как же не сказать, в самом деле, что все делается к лучшему? Слава богу, Мимочка снова невеста, снова принимает поздравления… На этот раз назначен не только день, но и «час» свадьбы, и час этот так близок, что у подъезда стоит уже карета тети Жюли, заложенная парой ее вороных, готовых мчать Мимочку в церковь Уделов, где уже собираются приглашенные.

А сама Мимочка сидит перед туалетным столиком в своей розовой девической комнате и, глядя в зеркало, следит за движениями куафёра Гюстава, убирающего ее хорошенькую головку.

На кровати, с откинутым розовым пологом, лежат белое платье, тюлевый вуаль и венок померанцевых цветов.

II

Когда Мимочке было четыре года, она не имела понятия ни о «Стрелочке», ни о «Чизкике», но уже пела: «Il était une bergére…»[9] и «Malbrough s’en va-t-en guerre»[10]. Семи лет она уже премило лепетала и картавила по-французски. Mlle Victoire, ее нянюшка, выучила ее к этому времени французской азбуке и нескольким новым песенкам. Потом ей подарили сказки Перро и Беркена, которые познакомили ее с историей «Синей Бороды», «Кота в сапогах» и «Ослиной кожи».

А что за херувимчик была Мимочка с ее нежным личиком, белыми как лен волосами и пухленькими голыми ручками и плечиками, разодетая, как куколка, в беленькое платьице с широким поясом! Нельзя было не восхищаться ею и не говорить ей, что она очаровательный ребенок. И Мимочка охотно выслушивала это, потупляя глазки, грациозно приседала и была уже кокетлива.

Когда она стала постарше и одолела все четыре «conjugaisons»[11], ее научили с грехом пополам читать и писать по-русски, по-немецки и по-английски и наняли ей учителей: танцев, чистописания и рисования. Попробовали было и музыку, сначала фортепьяно, потом арфу, потом скрипку… Но никак не могли напасть на инструмент, на методу и на преподавателя, предназначенных Богом для того, чтобы сделать из Мимочки музыкантшу, и года через три совсем бросили эти музыкальные упражнения, так как оказалось, что Мимочка для них слишком слаба здоровьем.

Наконец, для увенчания Мимочкина образования ее отдали на два года в пансион m-lle Дуду, или в пансион m-lle Додо, или в институт, или даже отослали ее во Францию в какой-то «couvent»[12]. Я не помню хорошенько, что именно сделали с нашей Мимочкой, но помню, что maman не хотела или не могла ограничиться «домашним воспитанием» и отдала дочь куда-то.

Окончив или полуокончив курс (в большинстве случаев Мимочки не оканчивают курса по слабости здоровья или по непредвиденным обстоятельствам), Мимочка вернулась домой взрослой барышней и надела длинное платье. Она была миловидна, грациозна и изнеженна. Она умела говорить и читать по-французски; умела и писать на этом языке настолько, что довольно свободно могла составить и приглашение на чашку чая, и деловое письмо к портнихе. Училась она в пансионе и еще чему-то, но так как это «что-то» было не нужно, не важно и неинтересно, то она и забыла его.

Да и скажите положа руку на сердце, нужны ли хорошенькой женщине какие-нибудь знания, кроме знания французского языка? Указывают ли ее потребности, ее радости, ее деятельность на необходимость каких-нибудь познаний? Нужно ли Мимочке одеться, обуться, причесаться, нужно ли ей отделать и убрать свою квартиру, завести у себя хороший стол и сервировку, – знание французского языка облегчит ей объяснения с француженкой-модисткой, с французами: куафёром, поваром, обойщиком, готовыми исполнить не только ее приказания, но и в случае надобности подать ей хорошую мысль, совет… Нужно ли Мимочке «занять» своих гостей на каком другом языке, скажите, можно вести милее и непринужденнее разговор о погоде, о скачках, об опере?.. Нужно ли Мимочке чтение, легкое приятное чтение, не уносящее из чудного мира балов и бантиков, не вызывающее морщин, не будящее мыслей и сердца, чтение легкое, как вапёровые воланы на юбке ее бального платья, – французская литература даст ей маленькие чистенькие томики, может быть с не совсем чистым содержанием, но зато с хорошим шрифтом, с хорошей бумагой и с интересными действующими лицами!

Вы думаете, может быть, что Мимочка плохо и мало училась, что ей вовсе не до книг. Напротив, она «ужасно» любит чтение. После туалета и выездов она больше всего на свете любит chocolat mignon[13] и французские романы.

Не думайте также, что Мимочка оттого любит французские романы, что она не патриотка или что она забыла русскую азбуку. Вовсе нет. Она бы и рада читать по-русски, но ведь нечего! Если б заботливая maman и захотела дать дочери какую-нибудь русскую книгу, что могли бы вы рекомендовать ей, кроме хрестоматий Филонова и Галахова, которые, разумеется, не могут занять воображение девушки в том возрасте, когда она натурально мечтает о любви, о замужестве…

Maman раз как-то подняла этот вопрос при сестрах, и тетушки только подтвердили ее собственное мнение о том, что по-русски читать совсем нечего, да и незачем.

Тетя Софи заявила, что она выписала было «Модный свет» и жалела об этом, так как он не выдерживал сравнения с французскими изданиями такого рода.

Тетя Мари получала «Отечественные записки» и сообщила, что сотрудники этого журнала пишут таким тривиальным языком, что положительно их нужно читать с диксионером. «Мне говорили: Щедрин, Щедрин… И муж зачитывается, восхищается… Я как-то на днях попробовала почитать, – ничего не понимаю!.. Ну, то есть а́ la lettre[14] ничего!.. Какая-то свинья… Подоплека, подоплека… Я так и мужу сказала. Ну, говорю, не знаю: или уж я так глупа, или это бог знает что!»

Тетя Жюли читала «Русский вестник» и хотя созналась, что попадаются в этом журнале хорошие романы, но все-таки она не рекомендовала бы читать их Мимочке, так как последнее время, что ни роман, непременно социалисты на сцене… А кому неизвестно, к чему приводит знакомство с социалистами?.. И тетушки решили, что незачем Мимочке читать по-русски, когда есть столько хороших французских книг.

Но, скажут, есть же и у нас писатели. Ну, положим, что есть. Однако что