Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

Солнце только что взошло, и в его лучах засверкали снежные вершины Заилийского Ала-Тау. На небе — пе­ристые облака. В воздухе аромат цветущих садов — по утрам, в безветрии, он особенно яркий и устойчивый. Но Александр Петрович, кажется, не замечал прелестей ран­него утра, сердце его волновала иная радость жизни. Он шел, улыбался сам себе и что-то невнятно бормотал.

Он на ходу делал в уме основные наброски статьи для газеты.

Ленин возвратился из-за границы, Ленин после дол­гих лет изгнания снова вернулся в Россию.

Телеграмма, полученная из Петрограда, была очень короткой, но она вызвала много радостных мыслей, кото­рыми хотелось скорее поделиться.

Да, пусть узнают все об этом большом событии — большевистская газета расскажет семиреченцам о приез­де Ленина в Петроград. Пусть радуются все друзья! А каково почувствуют себя эсеры? Слышно, Ленин на вок­зале им даже руку не подал.

Александр Петрович достал из кармана ключ, осто­рожно открыл дверь и спустился в полуподвальное поме­щение. Юрьев, вероятно, еще спит — он работал всю ночь. Но Петр Алексеевич скоро появился. Он заглянул в подвал; увидев Александра, задал обычный вопрос: -

-— Ну, что нового?

Березовский поспешил обрадовать друга.

— Замечательная весть! Ночью Лука Потапович по­лучил телеграмму. В ней сообщается о прибытии Ленина в Петроград!

— Ленин!—Глаза Юрьева заискрились, он обнял Бе­резовского. '

— Да, он провозгласил лозунг о переходе ко второму этапу революции.

— Практически это будет означать...

— Переход власти в руки Советов рабочих, солдат­ских и крестьянских депутатов.

— Понятно. Цель ясная. Люди до сих пор ломали го­ловы, а он сказал прямо и просто.

— Я хочу написать об этом статью.

— Садись. Мешать не буду,— Юрьев поднялся на­верх.

Необыкновенно легко, вдохновенно работалось сего­дня Березовскому. Хорошо обдуманные мысли подгоняли руку и перо —- только успевай писать. Вскоре пришел Орлов — спокойный не словоохотливый человек. Он на­дел фартук и стал к наборной кассе. Александр Петрович передавал ему страницу за страницей.

— Александр Петрович,— раздался вверху голос Юрьева,— пришел Саха. Послать его к тебе?

— Посылай!—-ответил Березовский, продолжая пи­сать.

Саха, согнувшись, спустился вниз — лицо бледное, гла­за усталые, волосы взлохмачены.

— Что с тобой? Похоже, не спал всю ночь. Гулял или делом занимался? — в вопросах Александра Петровича чувствовалась шутка.

Саха ответил нехотя:

— Читал книгу.

Березовский дописал последнюю страницу, положил ручку.

— А где Глафира?

— Не знаю...

— Ты сейчас пойди, разыщи Глафиру и возвращай­тесь вместе. Вам обоим есть срочное поручение,—Алек­сандр Петрович, как и всегда, был краток в разговоре.

Саха, кивнув головой, молча ушел. Александр Петро­вич с тихой улыбкой посмотрел ему вслед. Он вспомнил свою молодость. Вот так, как Саха, он еще в молодые го­ды бесповоротно отрешился от благ мирной, спокойной жизни и начал свой тернистый и трудный путь револю­ционера.

... В сосновом бору на склоне гор спрятался деревян­ный дом — дача учителя Лебедева. Темная ночь. Хлопь­ями идет снег. Оконные ставни наглухо закрыты. Саша Березовский один во всем доме. Он печатает листовку: «Царь проливает кровь безвинных рабочих. Даже всякое животное защищает своих детей от опасностей. О чем же думает царь, называющий себя отцом народа?..»

В следующую ночь Александр осторожно ходил по улицам и переулкам и на видных местах разбрасывал на­печатанное им воззвание. Вскоре после «Кровавого вос­кресенья» Андрей Малышев праздновал свои именины. В его доме гремела музыка, Малышев веселился, он был пьян и доволен жизнью. Но, казалось, больше всего радо­вался он расстрелу рабочих...

Березовский незаметно достал из кармана листовку и показал Малышеву. Тот, пробежав глазами до середины листка, побледнел.

— Где ты взял это?

— На твоем столе.

— Сволочь! — прошипел Малышев и, стиснув зубы, отвернулся.

Он догадывался, что это сделал сам Березовский. Но как докажешь? Дело произошло в его собственном до­ме, к тому же в разгар веселья.

Он отомстил после, подослав Березовскому тайного агента. Березовский попался в ловушку и был арестован.

... Колонна ссыльных идет этапным порядком под уси­ленным конвоем через глухую бесконечную тайгу в Иркутскую губернию. Рядом с Березовским оказался громадный человечина — рабочий одного Московского завода. Он не унывал в тяжелом пути, то и дело подтру­нивал над Березовским:

— Говоришь, что атаман опешил от неожиданности?! Можно себе представить... Но все же не следует забывать, что такое геройство — от легкомыслия.

Березовский сам хорошо понимал, что это — горяч­ность... Он был тогда как раз в возрасте Сахи. Потом остепенился, хорошо узнал, когда надо рисковать, научил­ся обдумывать все...

Следует помогать Сахе — пусть из него выйдет насто­ящий революционер!..

Березовский поднялся в верхний этаж; условился с Юрьевым встретиться в «Доме свободы» и пошел домой...

С утра во рту хлебной крошки не было, а сейчас — полдень. Очередь за хлебом надо занимать затемно, - а разве есть на это время?

Голод семиглавым драконом из старинных сказок ти­хо пробрался в город и схватил за глотку. Он схватил сначала тех людей, которые меньше всего думали о себе. Настоящие же хозяева, имеющие под домами глубокие погреба, давно стали закрывать ворота на крепкий засов.

Александр Петрович остановился у растущего подле дома карагача и закурил трубку, Но есть все равно хоте лось.

Идти в пустую хижину не было смысла. У соседа на двери замок, и ставни все еще закрыты. Но там не спят. Сосед, должно быть, еще с зарей поехал на свой огород в горы. В прошлую ночь Александр долго беседовал с ним.

Он здешний старожил — в Верном провел полвека, пом­нит, в каком году судили и сослали Березовского в Си­бирь. Это — человек степенный, ленивый собеседник, лю­бит больше слушать, чем говорить. Но вчера почему-то разговорился.

— В городе разброд,— разводил он руками,— не­разбериха, как в разворошенном муравейнике. Мне это не нравится. Всем известно: царь свергнут. Приходится мириться с этим. Ну, а что дальше? Какой толк от этих бесконечных споров разных горлохватов? Кто же одер­жит верх? Как я понимаю, население города сейчас объединилось вокруг пяти групп. Первая группа — это горлохваты-краснобаи, проныры—они теперь заняли места в правительственных учреждениях и жаждут всей власти и почестей. Вторая группа — ого, с ней не шу­ти!— это русское казачество, их станицы оцепили город; в пуках казаков огнестрельное и холодное оружие. Ата­маны, похоже, готовятся к бою и намерены установить свою власть. Обособленно держатся мусульмане, эти будто белены объелись и в одурении бьются, как рыба об лед. К следующей группе