Несмолкающая батарея - Борис Михайлович Зубавин

– Всё в порядке, товарищ лейтенант, – ответил Важенин. (На него в этом бою пришёлся основной удар врага.) Он улыбнулся: – Станковый пулемёт системы Максима неприступен, пока есть в лентах патроны и жив хоть один пулемётчик. – Он помолчал, ещё раз вытер пот со лба. – А мы все живы и патронов хватит.

– Смените воду, – сказал Лемешко.

– Панкратов уже ушёл за водой, товарищ лейтенант.

Лемешко молча пожал ему руку и пошёл в блиндаж. По дороге встретил Макарова, который отбивал атаку немцев на правом фланге.

Как раз в это время Шубный, упорно, хотя и безуспешно вызывавший взвод Лемешко, закричал:

– Хайкин отвечает!

Я схватил трубку:

– Хайкин, чёрт бы тебя драл, почему не отзывался?

– Раненого перевязывал. Вот лейтенант вошёл.

– Кто кричал «хальт»?

– Никто…

Тут взял трубку Лемешко.

– Ну, что, дружище, как у тебя дела?

– В порядке. Откатились.

…Сколько времени длился этот бой? Я посмотрел на часы. Было полчаса третьего, а артналёт начался без четверти два. Сорок пять минут! А мне казалось – вечность.

15

Наступал рассвет.

Когда я пришёл к Лемешко, он стоял в накинутой на плечи шинели и вертел в руках фашистскую пилотку.

– Трофей, – усмехнувшись, сказал он и швырнул пилотку за бруствер, туда, где лежало несколько убитых фашистских солдат.

Сержант Фесенко уже лазил к ним, вывернул наизнанку все карманы, но никаких документов, если не считать порнографических открыток, обнаружить не удалось. А жаль, документы кое-что могли бы рассказать. Даже солдатская книжка поведала бы, какая часть стоит перед нами.

– А где открытки?

– Порвали, – ответил Лемешко и сплюнул.

– Кто же всё-таки кричал у вас «хальт»?

– Никто.

– Чепуха какая-то. Мне по телефону ясно послышалось, что крикнули «хальт!»

Лемешко задумчиво поднял воспалённые бессонницей, усталые глаза к небу, такому чистому, каким оно только и бывает по утрам, после ночного ливня, когда уйдут тучи, поправил на плечах шинель и сказал:

– Это, наверно, Ползунков кричал. Когда Огольцова ранило, я послал его за Хайкиным, а Ползунков выговаривает его фамилию Хальткин, он заорал в дверях… Как ты вызывал санинструктора? – обратился он к Ползункову, чистившему неподалёку от нас пулемёт.

– Забыл, товарищ лейтенант, – виновато ответил тот, перестав заниматься с пулемётом. – Наверно, Хальткин.

Да, наверно, так оно и было.

– Что же ты подкачал в бою? – спросил я. – Немцы-то чуть в траншею из-за тебя не ворвались.

– Виноват, испугался я. Как ефрейтора ранило, я и испугался… один… прямо на меня лезут…

– Не обстрелян ещё, – снисходительно и в то же время ласково глядя на этого юнца, проговорил Лемешко. – Это же его первый бой был. Теперь он не подведёт.

Подбежал сержант Фесенко.

– Там, товарищ капитан, под обрывом немец лежит, сдаётся нам, что он живой. Ещё недавно его там не было, а теперь лежит.

Мы направились вслед за ним к правому краю траншеи.

Там стоял Важенин, высунув перископ, всматривался.

Метрах в двухстах от нас, на другом краю оврага, находился немецкий дзот. С нашей стороны спуск в овраг был пологий, с немецкой – крутой, почти отвесный. Весенняя вода подмыла землю, она осела, оползла, оборвалась у края. Там, под обрывом, ткнувшись лицом в песок, выбросив вперёд руки, лежал немецкий солдат.

– Я всё время смотрел в ту сторону – никого не было! – стал торопливо, с таинственным видом объяснять Фесенко, – а как только сходил воды попить, вернулся, гляжу – лежит. Приполз, стало быть, а дальше сил не хватило.

Взять «языка», даже раненого, было бы неплохо. Однако сейчас не стоило и думать об этом. Фашисты следили за нами и даже по перископу стреляли из пулемёта.

– Не выпускайте его из виду, – сказал я. – Ночью мы его возьмём.

– Кто пойдёт за ним? – спросил Лемешко.

– Я разведчиков вызову.

16

Они должны были прийти засветло, чтобы сориентироваться. Так во всяком случае пообещал начальник штаба батальона. Пленного потребовали доставить прямо к Кучерявенко. Однако наступила ночь, а разведчиков всё не было.

– Слушай, капитан, может, мы его сами утащим? – предложил Макаров.

У меня, признаться, тоже мелькнула такая идея, но кого послать? За немцем, конечно, должен пойти кто-то из третьего взвода. Предположим, это будет сержант Фесенко, человек опытный, смелый и ловкий. Но больше от Лемешко никого не возьмёшь, у него и так народа в обрез. Я посмотрел на Ивана Пономаренко.

– Как, Иван, насчёт того, чтобы немца притащить?

– Того, шо раненый?

– Да.

– Зараз. Кто ще пиидет?

– Фесенко.

– И Мамыркан, – подсказал он. – От мы его утрех зараз дотащим.

Я задумался над третьей кандидатурой. Мамырканов… Впрочем, это был уже совсем не тот Мамырканов, который прибыл к нам когда-то. Я до сих пор глубоко убеждён, что даже хорошо обученный в тылу боец лишь тогда становится настоящим солдатом, когда пооботрётся среди бывалых фронтовиков, поживёт на переднем крае. Мамырканов именно «пообтёрся». Как мужественно держался он прошлой ночью под артобстрелом!..

– Пойдёт Мамырканов. Вызови его ко мне.

Иван, очень довольный за своего друга и воспитанника, помчался в землянку связистов, где жили часовые КП. Скоро Мамырканов, заспанный, стоял возле моего стола, щурился, склонив голову набок.

– Так что, Мамырканов, пойдёшь за «языком»?

– Есть, товарищ капитан, пойти за «языком»!

– А как ноги? – улыбнулся Макаров.

Мамырканов посмотрел на свои ноги, пожал плечами:

– Уже не трещат, что такое?

– Ну, собирайся, живо, – говорит Макаров.

Через несколько минут он уводит Ивана и Мамырканова, вооружённых автоматами, гранатами Ф-1 и ножами, во взвод Лемешко. Вызываю миномётчиков, приказываю Ростовцеву быть готовым прикрыть отход нашей группы. Веселков с новеньким артиллеристом уходят к рациям, подготовить на всякий случай свои батареи. Пулемёты Прянишникова тоже будут прикрывать наших лазутчиков.

Макаров сообщает, что они поползли.

– Как немец? – спрашиваю его.

– Нормально: светит, стреляет.

– Пусть Лемешко постреливает над ними. Как спустятся в овраг, пусть над их головами постреливает.

– Это мы делаем.

Выхожу на улицу. Ещё темно. На переднем крае слышится спокойная ночная перестрелка. Изредка взлетают ракеты. Где-то выстрелила пушка. Настораживаюсь. Нет, это не у нас, а в стороне, у правого соседа. Даже едва слышно, как разорвался снаряд. Далеко. Смотрю на часы. Возвращаюсь в блиндаж, вызываю третий взвод, спрашиваю, как дела. Отвечает Лемешко:

– Всё пока нормально, ещё не вернулись.

– Следите внимательнее.

Снова выхожу на улицу. Курю папироску за папироской. Рядом стоит часовой. Молчим. Прислушиваемся. Кто-то, спотыкаясь, скатывается в овраг с противоположной стороны. Шуршит стронутая каблуками земля.

– Стой! Кто идёт? – вскидывает винтовку часовой.

– Разведчики, – слышится из темноты.

Подходит тот самый щеголеватый лейтенант, сзади толпятся разведчики.

– Где вы пропадали? – спрашиваю их.

– С дороги