Золотой век русской поэзии - Вильгельм Карлович Кюхельбекер

Вдохновенные слова;

Строен, пышен мир житейской

Развернется пред тобой…

Много силы чародейской

В этой влаге золотой!

И любовь развеселяет

Человека, и она

Животворно в нем играет,

Столь же сладостно-сильна:

В дни прекрасного расцвета

Поэтических забот

Ей дея́тельность поэта

Дани дивные несет;

Молодое сердце бьется,

То притихнет и дрожит,

То проснется, встрепенется,

Словно выпорхнет, взовьется

И куда-то улетит!

И послушно имя девы

Станет в лики звучных слов,

И сроднятся с ним напевы

Вечно памятных стихов!

Дева-радость, величайся

Редкой славою любви,

Настоящему вверяйся

И мгновения лови!

Горделивый и свободный,

Чудно пьянствует поэт!

Кубок взял: душе угодны

Этот образ, этот цвет;

Сел и налил; их ласкает

Взором, словом и рукой;

Сразу кубок выпивает,

И высоко подымает,

И над буйной головой

Держит. Речь его струится,

Безмятежно весела,

А в руке еще таится

Жребий бренного стекла!

1831

Поэту

Когда с тобой сроднилось вдохновенье,

И сильно им твоя трепещет грудь,

И видишь ты свое предназначенье,

И знаешь свой благословенный путь;

Когда тебе на подвиг все готово,

В чем на земле небесный явен дар,

   Могучей мысли свет и жар

   И огнедышащее слово, —

Иди ты в мир; да слышит он пророка,

Но в мире будь величествен и свят;

Не лобызай саха́рных уст порока

И не проси и не бери наград.

Приветно ли сияет багряница?

Ужасен ли венчанный произвол?

   Невинен будь, как голубица,

   Смел и отважен, как орел!

И стройные и сладостные звуки

Поднимутся с гремящих струн твоих;

В тех звуках раб свои забудет муки,

И царь Саул заслушается их[171];

И жизнию торжественно-высокой

Ты процветешь – и будет век светло

   Твое открытое чело

   И зорко пламенное око!

Но если ты похвал и наслаждений

Исполнился желанием земным, —

Не собирай богатых приношений

На жертвенник пред Господом твоим;

Он на тебя немилосердно взглянет,

Не примет жертв лукавых; дым и гром

   Размечут их – и жрец отпрянет,

   Дрожащий страхом и стыдом!

1831

Д. В. Давыдову[172]

Давным-давно люблю я страстно

Созданья вольные твои,

Певец лихой и сладкогласный

Меча, фиала и любви!

Могучи, бурно-удалые,

Они мне милы, святы мне, —

Твои, которого Россия,

В свои годины роковые,

Радушно видит на коне,

В кровавом зареве пожаров,

В дыму и прахе боевом,

Отваге пламенных гусаров

Живым примером и вождем;

И на скрижалях нашей Клии

Твои дела уже блестят:

Ты кровью всех врагов России

Омыл свой доблестный булат!

Прими рукою благосклонной

Мой дерзкий дар: сии стихи —

Души студентски-забубенной

Разнообразные грехи.

Там, в той стране полунемецкой,

Где, безмятежные, живут

Веселый шум, ученый труд

И чувства груди молодецкой,

Моя поэзия росла

Самостоятельно и живо,

При звонком говоре стекла,

При песнях младости гульливой,

И возросла она счастливо —

Резва, свободна и смела,

Певица братского веселья,

Друзей да хмеля и похмелья

Беспечных юношеских дней;

Не удивляйся же ты в ней

Разливам пенных вдохновений,

Бренчанью резкому стихов,

Хмельному буйству выражений

И незастенчивости слов!

1832

Буря

Громадные тучи нависли широко

Над морем и скрыли блистательный день.

И в синюю бездну спустилась глубоко

И в ней улеглася тяжелая тень;

Но бездна морская уже негодует,

Ей хочется света, и ропщет она,

И скоро, могучая, встанет, грозна,

Пространно и громко она забушует.

Великую силу уже подымая,

Полки она строит из водных громад,

И вал-великан, головою качая,

Становится в ряд, и ряды говорят;

И вот, свои смуглые лица нахмуря

И белые гребни колебля, они

Идут. В черных тучах блеснули огни,

И гром загудел. Начинается буря.

1839

Вечер

Ложатся тени гор на дремлющий залив;

Прибрежные сады лимонов и олив

Пустеют; чуть блестит над морем запад ясный, —

И скоро божий день, веселый и прекрасный,

С огнистым пурпуром и золотом уйдет

Из чистого стекла необозримых вод.

〈1841〉

Элегия

Бог весть, не втуне ли скитался

В чужих страна́х я много лет!

Мой черный день не разгулялся,

Мне утешенья нет как нет.

Печальный, трепетный и томный,

Назад, в отеческий мой дом,

Спешу, как птица в куст укромный

Спешит, забитая дождем.

1841

Д. В. Веневитинов

Послание к Р〈ожали〉ну[173]

Я молод, друг мой, в цвете лет,

Но я изведал жизни море,

И для меня уж тайны нет

Ни в пылкой радости, ни в горе.

Я долго тешился мечтой,

Звездам небесным слепо верил

И океан безбрежный мерил

Своею утлою ладьей.

С надменной радостью, бывало,

Глядел я, как мой смелый челн

Печатал след свой в бездне волн.

Меня пучина не пугала.

«Чего страшиться? – думал я. —

Бывало ль зеркало так ясно,

Как зыбь морей?» Так думал я

И гордо плыл, забыв края.

И что ж скрывалось под волною?

О камень грянул я ладьею,

И вдребезги моя ладья!

Обманут небом и мечтою,

Я проклял жребий и мечты…

Но издали манил мне ты,

Как брег призывный улыбался,

Тебя с восторгом я обнял,

Поверил снова наслажденьям